Представьте время, когда всё вокруг будто замирало, но не от страха, а от уверенности. Такое время довелось пережить нашим предшественникам. Правильно, Советский Союз, середина 70-х. Эпоха, которую позже окрестили «застоем», но которая стала показателем спокойствия и надёжности.
Тогда люди жили по-настоящему: мечтали, строили, верили в завтрашний день. Сегодня я бы многое отдал, чтобы снова очутиться в том кажущемся неподвижным, но удивительно живом времени. А мои родители до сих пор вспоминают его с теплом, как самую счастливую пору своей жизни. И, знаете, я им верю.
***
А теперь представьте дальше: вот она, спокойная, размеренная жизнь середины 70-х, и вдруг на экранах появляется фильм, что пронзает зрителя до самой глубины души.
Сериал «Вечный зов» ставший не просто очередной телевизионной сага, а произведением, которое и поныне отзывается в сердцах, как набат. Его сейчас с полным основанием можно назвать историческим, но это было, прежде всего, настоящее, полнокровное, художественное искусство.
В основе многосерийного фильма роман Анатолия Степановича Иванова, над которым он трудился добрых 12 лет, начиная с 1963-го. Не торопился, не гнался за сроками, писал основательно, многое переделывая, переосмысливая. И с 1970 года роман начали публиковать, и практически сразу взялись за его экранизацию. Три года съёмок, два десятка серий, и вот зритель увидел, как оживает история семьи Савельевых, раскинувшаяся на фоне переломного ХХ века, от 1906-го до начала 1960-х.
В сериале - хроника одной деревни, не просто драма трёх братьев Антона, Фёдора и Ивана. Это зеркало эпохи, в котором отражены судьбы тысяч. Кто-то выстоял, кто-то сломался, а кто-то, и таких было немало, пошёл за сладкой ложью и исчез в пыльной пустоте. Как и в жизни, правды было много, но доставалась она с боем. За всё приходилось платить.
Но что действительно заставляет задуматься - это предчувствие беды, которое прозвучало в финале, сказанное устами антагониста, врага Советской страны. Именно он озвучивает нечто пугающе знакомое: сценарий грядущей перестройки, которая и вправду случится всего через несколько лет, превратив Союз в развалины и осколки. Финальные серии вышли в 1983 году. А в 1986-м началось крушение огромной страны. Символично? Более чем.
И вот здесь начинается самое интересное. Пока герои «Вечного зова» боролись за жизнь и честь, в тени разворачивается сюжет совсем другого порядка, куда более зловещий. Арнольд Лахновский (его сыграл Олег Басилашвили), бывший царский сыщик, а потом предатель, пошедший на службу к нацистам, становится рупором откровений, которые и сегодня звучат как ледяной душ для тех, кто умеет слушать.
Именно он, главный антагонист, в конце ВОВ, когда исход уже предрешён, произносит монолог, который сложно списать на просто литературную фантазию. Лахновский говорит о будущем. Эти удивительно точные пророчества в романе Иванова "Вечный зов" прозвучали и в фильме. О том, что ждет Советский Союз не через десятки лет, а уже очень скоро.
Он заявляет, что Третий Рейх падёт, это неизбежно. Но и союзники, США, Великобритания и СССР, долго вместе не протянут. Слишком разные цели, слишком разные интересы. Союз рухнет, как карточный домик, и на смену одному противостоянию придет другое, только уже не танками, а идеологиями.
Начнется новая битва, невидимая, холодная, но от этого не менее разрушительная. Армии сменит пропаганда, шпионаж, экономическое давление, а с ними и гонка вооружений, втягивающая весь мир в игру на выживание.
Что особенно примечательно, всё это было написано до начала реальной «холодной». Анатолий Иванов начал работу над романом в 1963 году и, судя по всему, весьма точно уловил нерв времени. Он не просто предсказал, он разобрал систему, просчитал ходы, и выложил всё в уста злодея, чтобы никто не заподозрил агитации.
Но, и вот где интрига, в последующих изданиях романа этот монолог подвергли «редакционному массажу». Из него убрали всё, что било прямо по нерву. Остались лишь общие фразы, растянутые и размазанные. Те, кто читал первое издание, говорят прямо: то, что выдают сейчас - это уже не тот «Лахновский».
Так зачем понадобилось затирать эту правду? Чего испугались редакторы, или, быть может, те, кто стоял выше? Это оставим на совести тех, кто решил, что народу знать слишком многое, не к добру. А теперь приведу сами цитаты в скринах. И судите сами, насколько всё это было вымыслом. Или, может, предупреждением?
"Мы, как черви, разъедим этот монолит! Мы вытравим историческую память!"
Увы, всё именно так и было. Историческая память, как старая плёнка, стиралась с хрустом и шипением, особенно в мутные 1990-е, когда за «свободу» выдали беспамятство, а за «демократию» циничную дезориентацию. Лахновский, придуманный персонаж, оказался уж слишком живым, как будто списан не с одного человека, а с целой касты. Касты тех, кто знал, что делает, и делал это сознательно.
Таких «лахновских» у нас оказалось немало. Некоторые даже оседлали кресла педагогов и журналистов, щедро делясь с детьми и читателями ядовитой смесью «нового мышления» и старого предательства. Один из ключевых архитекторов перестройки, Александр Яковлев, прошёл «огранку» в США ещё в конце пятидесятых. Вместе с ним там же стажировался и будущий генерал КГБ Олег Калугин, позднее ставший не просто перебежчиком, а живым символом этой двойной игры.
В семидесятых они ещё не светились особо, работали тонко, с прищуром. Но именно в это время началась политика разрядки, якобы дружеский жест Запада, который на деле оказался троянским конём. Прямая конфронтация с Советским Союзом уже была бесперспективна. Страна встала на ноги, и её невозможно было обрушить извне. А вот изнутри другое дело. Лахновский как будто видел будущее. Шаг за шагом его план стал реальностью.
Те, кто понимал, что происходит, пробовали бить тревогу. Но цитата из романа, как обухом по голове:
«И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже отчётливо понимать, что происходит, но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявим отбросами общества.»
Что ж, именно так всё и вышло. Тех, кто пытался говорить правду, сначала высмеяли, потом выжгли из публичного поля, а затем уже и из самой страны, морально или буквально. А ведь если бы тогда к ним прислушались, может, и не пришлось бы теперь собирать осколки великой страны как рассыпанный хрусталь. Красиво, но уже не цело.
История - штука упрямая. Не прощает тех, кто отказывается её помнить...