27 сентября 2012 года в храме Санкт-Петербургской духовной академии отпевали протоиерея Георгия Тельписа, заслуженного профессора и старейшего педагога. Он был легендой нашей духовной школы. Много лет находясь на руководящих должностях (сначала помощника инспектора, а потом и инспектора), он пользовался доверием и уважением студентов, преподавателей и начальства.
Отец Георгий отошел ко Господу на 75-м году жизни. Отпевание было назначено на день Воздвижения Креста Господня. Священническое отпевание совершается особым чином, в нем много текстов, которых нет в отпевании мирян. Владыка Амвросий читал слова молитв проникновенно, трепетно. Порой он переводил фразы на русский язык, чтобы мы, студенты, могли лучше понять значение происходящего и услышали, что речь идет не только о смерти, но в большей степени о воскресении и вечной жизни.
Поначалу я внимательно вслушивалась и старалась молиться. Однако ближе к концу сосредоточиться становилось все труднее. Вместо этого я погрузилась в печальные размышления. Мы ведь весь день в храме, весь день молимся. Скоро должно начаться вечернее богослужение, на котором будет петь наш первый курс. На отдых времени почти не оставалось. Как же так? Разве это нормально? Неужели так можно жить?
Судя по лицам, подобные мысли посещали и моих однокурсниц. Это потом, спустя время, мы привыкнем к особенностям жизни духовных школ, примем их. Присутствие на богослужениях сделается потребностью и неотъемлемой частью нашей жизни. Пока же заканчивался всего лишь первый месяц обучения на регентском отделении. Многое вызывало недоумение и даже протест. Увы! Тогда у нас еще не получалось отделять по-настоящему важное от второстепенного, жертвовать малым ради приобретения великого.
Между тем отпевание подошло к концу и наступило время прощания. Я очень хорошо помню тот момент, когда около гроба оказалась супруга отца Георгия, матушка Анна. Целых 50 лет они прожили вместе, объединенные верой, одной целью и общими интересами. И вот теперь смерть разлучала их. Матушка выглядела растерянной. Должно быть, она понимала, что сейчас на ней сосредоточено внимание всех присутствующих, и будто бы немного смущалась. И действительно, казалось, что все в храме замерли, глядя на нее. А она наклонилась над супругом, словно что-то ему говорила. По уставу лица усопших священников и монахов закрыты платом. Но разве для нее это была преграда? Она видела его сердцем. Матушка твердо верила, что у Бога все живы, что смерть – лишь переход в жизнь вечную, но не могла не скорбеть. Нет, она не плакала. Плакали мы. В их прощании было какое-то удивительное и необъяснимое величие. Такое, которое дает возможность подняться над самим собой.
Так в первый и последний раз я увидела отца Георгия Тельписа, о котором много слышала до этого от родителей и еще больше после, от его супруги. Матушка Анна была дежурным помощником заведующей регентским отделением. Это значит, что несколько раз в неделю она заступала на дежурство и следила, чтобы мы, студентки, неукоснительно соблюдали все правила и предписания в учебном корпусе, храме и общежитии. Должность сложная, неоднозначная. Матушка же исполняла свои обязанности с таким достоинством, что у нас никогда не было повода усомниться в ее искренности и материнской любви к ученицам.
Мне теперь трудно сказать, когда и как сложилась у нас традиция беседовать вечерами. Вернее, это была не совсем беседа. Матушка заходила в нашу комнату в общежитии проверить, все ли у нас в порядке. Обязательно спрашивала, как у нас дела, а потом о чем-нибудь вспоминала. Не специально, а так, к слову. Говорила она всегда о своей жизни, но так, что мы слушали затаив дыхание.
И так, благодаря рассказам матушки, я узнавала отца Георгия год за годом все лучше и лучше. Это не значит, что она много говорила о нем. Нет, просто он был неотъемлемой частью ее жизни и не упоминать его было бы невозможно. Она никогда не жаловалась, что ей теперь тяжело и плохо без него. Да, это действительно так и было, но ее вера в Промысл Божий была сильнее всех прочих чувств. И еще она не считала отца Георгия мертвым, но не сомневалась, что он ушел в вечность немного раньше и теперь ждет ее там. За четыре года учебы передо мной постепенно, из отдельных штрихов, возникала жизнь их семьи.
Матушка рассказывала о своем детстве в Одессе и о войне. Как они с матерью и соседями прятались от бомбежек в подвале. Как она однажды выбежала из этого подвала, присела на корточки, и в тот же момент рядом упал и закрутился, зарываясь в песок, странный снаряд. Она, пятилетняя девочка, взяла и прижала его к земле рукой так крепко, что не могла уже разжать пальцы. За ней следом выбежала мать... и упала в обморок, когда увидела Анечку с зажатой в руке бомбой. Наконец появился из подвала старичок-сосед. Он-то и помог девочке разжать руку, освобождая палец за пальцем. Снаряд не взорвался. Они все остались живы.
Говорила она и о том, что ее мать хорошо знала немецкий. Сначала она не скрывала этого, но какой-то немецкий офицер еще в самом начале велел ей никому об этом не говорить: «Иначе заберут тебя. И там уже неизвестно, что с тобой будет. Детей сиротами оставишь». И мать молчала. Это спасло жизнь ей и детям.
Рассказывала матушка и о своей юности. О том, как познакомилась с будущим мужем, семинаристом Одесской семинарии. О том, каким он был скромным и как они трогательно общались. И о том, как они два года переписывались, когда Георгий уехал в Ленинград учиться.
Наконец, завершив учебу, он стал просить ее руки, а она боялась соглашаться. Ей казалось, что выйти замуж она не готова, молодая еще. Только когда ее благословил преподобный Кукша Одесский, она смирилась. Да и страх весь прошел вместе с его благословением. Кроме того, жениха она сильно любила.
Долгое время мы и не подозревали, что это не вся история. Но однажды – случилось это на следующий день после кончины митрополита Владимира (Сабодана) – матушка зашла к нам. Она встала посреди комнаты, вздохнула глубоко, как-то по-особенному, и сказала:
– Теперь уже можно рассказать. Это случилось в Одессе в 60-е годы, в то же время, когда отец Георгий ухаживал за мной. Тогда же стал приглашать меня на прогулки и Виктор, будущий владыка Владимир. Я ему говорила: «Ну что ты ходишь? Не быть нам вместе». Но он мне не верил и слушать не хотел. А однажды сказал: «Сиди здесь, только не уходи никуда! Я пойду к отцу Кукше благословение на наш брак брать».
Я сначала хотела возразить, но потом рукой махнула: пусть идет. Меня не слушает, так старец ему все объяснит сам. Дело в том, что мы уже сговорились с отцом Георгием и отец Кукша нас уже благословил... Через некоторое время Виктор вышел, голова опущена. Пошел, не оглянулся даже на меня. А ведь старец ему сразу говорил, что его путь – монашеский. Он никак не хотел смириться. Ухаживал еще за одной девушкой, потом за другой, но все не складывалось. А уж когда его невеста умерла, тогда он в монастырь и ушел.
Мне показалось, что матушка до сих пор жалела, что что тогда, много лет назад, она огорчила человека. Пусть и невольно. И вот сейчас, рассказывая нам об этом, она и испрашивала прощения, и прощалась с ним. Больше к этой теме она никогда не возвращалась. Я запомнила ее рассказ очень хорошо, ведь в тот момент я увидела за образом подвижника и архипастыря такого же как мы человека, ищущего и ошибающегося. А еще поняла вдруг, что Бог ведет Своих избранников лучшим для них путем, тем, на котором они принесут больше всего плодов. Он подводит к этому лучшему пути, несмотря на протесты и даже откровенный бунт в начале. Как же трудно отказаться от своей воли! Впрочем, это особый дар, и он не всем дается, не все могут его принять.
Рассказывала матушка и о том, как тяжело ей было поначалу привыкнуть к новым обстоятельствам жизни. Климат Ленинграда ей совсем не подходил, и она часто болела. Отец Георгий даже просил владыку Никодима (Ротова) отпустить их обратно в Одессу, но получил категорический отказ. Молодой преподаватель был слишком ценным кадром, и ректор не хотел его терять.
Им дали комнату в общежитии, где они прожили всю жизнь. Доходы их были невысокие, жили скромно. Все это не мешало им помогать всем, кто нуждался еще больше. Таких всегда оказывалось достаточно.
Матушка рассказывала, что однажды отец Георгий купил студенту одежду на все деньги, какие у них были. Молодой человек по какой-то причине вернулся из армии без вещей. Украли их что ли, не помню. А была уже поздняя осень. Матушка отдала отцу Георгию те 60 рублей, что у них были, но сама подумала: как до зарплаты теперь доживем? Голодать придется.
А ее супруг купил молодому человеку костюм, пальто, обувь, словом, одел его полностью и был совершенно счастлив:
– Ты знаешь, – говорил он жене, – он ведь ходил в каких-то тапках. И это при наших холодах и слякоти. Он ведь мог серьезно заболеть. Слава Богу!
Матушка хоть и была рада за студента, за семью переживала сильно. Есть было нечего и купить теперь не на что. Спустя несколько дней пошли они гулять с дочерью. Позавтракала матушка в тот день только святой водой и просфорой, кашу отдала детям. До зарплаты оставалось не меньше десяти дней, и она пала духом.
«Вот как плохо быть добрым», – подумала она с горя и тут же нашла кошелек. Он лежал на лавке возле нее, пока она сидела, а дочь играла поблизости. И вот ведь странность: когда она садилась, его не было. Тем не менее они с Аллочкой обошли весь парк и спрашивали у прохожих, не их ли это кошелек. Никто не откликнулся. Когда матушка открыла его, обнаружила ровно ту сумму, которую отец Георгий потратил. Закончила она свою историю словами, что никогда ничего нельзя жалеть для людей. Господь обязательно восполнит все недостающее.
Одна из последних историй, которую я от нее услышала, оказалась самой удивительной из всех, рассказанных ею. Произошло это весной, в последние месяцы нашей учебы. Как-то матушка зашла к нам, по обыкновению, вечером. Вместо обычных приветствий и вопросов об успехах на выпускных экзаменах она сказала:
– Слава Богу, сегодня мой зять вышел из комы. Двадцать один день был без сознания. Мы так молились! Я каждый день на Литургию ходила, и подавали мы с Аллой во всех монастырях записки.
Об этом мы ничего не знали, поэтому удивились, выразили свою радость по поводу случившегося и спросили, чем же он болел. Матушка принялась подробно рассказывать о том, как у ее зятя попытались на улице вытащить деньги из кармана. Он – врач, в тот день им выдали премию. Деньги он почему-то положил не в сумку, а в карман. По дороге зашел в магазин, расплатился за покупки и снова убрал деньги в карман. Тут-то его и приметили. Когда он остановился на светофоре, вор попытался вытащить деньги, но опустили они руки в карман одновременно. Чтобы его не заметили, вор толкнул зятя матушки и убежал. Тот упал и ударился головой о поребрик. Потерял сознание. Собралась толпа, вызвали скорую.
От госпитализации пострадавший отказался, поскольку чувствовал себя хорошо. А раз он сам врач и понимает ситуацию, его удерживать не стали. Утром он на работу не пошел и на всякий случай вызвал друга, главврача другой больницы. Друг приехал, осмотрел больного и забрал его в свою больницу, понаблюдать. К вечеру пострадавший впал в кому. Жене ничего не сказали, поскольку она недавно перенесла операцию на сердце. В течение всего этого времени ее не пускали к мужу и каждый раз придумывали причину, почему он не звонит, не пишет и увидеть его нельзя. Как ни странно, она верила и лишних вопросов не задавала. И все это время они с матушкой усиленно молились. Наконец пришли радостные вести. Матушка Анна была так рада, что не могла не поделиться. Она закончила свой рассказ, замолчала, но не уходила. А я... честно говоря, я ожидала совсем другого. Мне казалось, что речь пойдет о том, что сам ее зять пережил, пока был в коме.
И я спросила сама:
– Матушка, а было ли с ним что-то там? Видел ли он что-нибудь, пока был без сознания?
– Да, – она посмотрела на нас внимательно, будто решала, стоит ли об этом говорить. Помолчала еще немного, а потом медленно начала рассказ.
Он оказался на пароме, перевозил людей с одного берега на другой. Ему нравились новые место и должность. Настолько ему было хорошо, что он даже и не думал о том, чтобы вернуться домой. Ни о чем не думал, просто жил. Спустя некоторое время к нему пришел отец Георгий Тельпис, его почивший тесть, и сказал твердо:
– Ты должен вернуться домой. Там о тебе все просят, поэтому оставь все и ступай к тем воротам. И смотри, не оборачивайся ни в коем случае.
Это известие расстроило мужчину, и он стал просить отца Георгия оставить его здесь навсегда.
– Ты пока не готов остаться насовсем. Ступай, тебя ждут. Иди и не оборачивайся!
Что делать, пришлось идти. Три раза он порывался обернуться. Три раза в спину ему звучало строгое:
– Не оборачивайся!
Но вот ворота. Он вышел, тут же повернулся и... пришел в себя.
Когда он рассказал обо всем родным, жена спросила с удивлением:
– Неужели ты не думал о нас с сыном? Не переживал о нас? Как бы мы остались без тебя?
– Там царили мир и радость. Волноваться или переживать было просто невозможно. А люди испытывали такую полноту бытия, что никто не ссорился, ничего не требовал, не замышлял против другого. Там все были искренними и дружелюбными. Я все был готов отдать, лишь бы остаться с ними.
Потом матушка еще добавила, что отец Георгий был одет в то самое облачение, в котором его хоронили. И крест на нем был тот же самый, с зелеными камушками.
Мы были потрясены услышанным, но, думаю, наши чувства не шли ни в какое сравнение с тем, что испытала матушка, ведь для нее это было подтверждением ее веры. Ответом на просьбы. А еще, я думаю, она поняла, что в их отношениях с отцом Георгием ничего не изменилось. Он и сейчас был готов прийти ей на помощь, как и раньше в их семейной жизни.
Матушка Анна Тельпис ушла в вечную жизнь 14 октября 2020 года на 82-м году жизни. Ее отпевали в том же храме, в котором восемь лет назад отпевали ее супруга. В храме, с которым была связана вся их жизнь.
Да, ее смерть – большая утрата для нас, ее воспитанников и вообще всей нашей духовной школы, но большая радость для нее самой. Радость встречи.