Нас привезли на Чукотку в первой половине ноября, когда солнце уже не появляется даже на горизонте, день три-четыре часа, нахмуренный и пасмурный, а полярная ночь еще не наступила. В помещениях постоянно включен свет. Иногда напряжение в сети падает и лампочки светят тускло, подобно керосиновым лампам. Позднее мы узнали, что это передающий радиоцентр включает свои «геркулесовые» радиолампы, потребляющие столько энергии, что огромные дизеля едва справляются с внезапно навалившейся нагрузкой. В таких случаях кто-нибудь просит добавить напряжение, стоящий ближе к лампочке щелкает по ней, и она начинает светить гораздо ярче (раскаленная вольфрамовая нить истончается), но перестает работать радиоцентр и такие лампочки моментально перегорают.
Снега еще мало, но зачем-то поставлены бочки, а в них столбы, а на столбах шестимиллиметровая проволока. Никто из нас не знал такого ветра, что надо хвататься и держаться за проволоку, чтобы тебя не сдуло. Проволока была натянута между казармой, штабом, столовой и туалетом. Между столовой и автопарком проволока не натягивалась и во время пурги приходилось преодолевать открытое место метров тридцать на четвереньках.
Туалет стоял на столбах над обрывом, поэтому ходить в него надо было с умением и хитростью. Все до одного проходили через это. Заходит солдатик в казарму окропленный с шапки и до сапог, все его встречают радостно и весело: «Еще один получил северное крещение!». Дело в том, что, когда ветер дул с лимана, то каждое очко превращалось в аэродинамическую трубу, все, что ты желал слить вниз, с огромной скоростью распылялось и поднималось вверх. Как правило, хватало одного раза, при том, что прошедший эту трубу не предупреждал других.
Все наружные двери в помещениях открываются внутрь и перед каждой дверью довольно обширный тамбур. Такая конструкция становится понятной после первой хорошей пурги, когда открывают дверь, а перед тобой снежная стена, которую надо долбить штыковой лопатой, отбрасывая снег в тамбур. Прокапывается вверх нора, чтобы мог пролезть человек, одетый в спецпошив. В пургу температура поднимается до нуля, а то и до плюсовых значений, а с ее окончанием резко падает до минус 34–36 градусов. Еще снег пилят двуручной пилой, у которой одна ручка обрезана, на большие кубы, и оттаскивают их в сторону. Пропиливают траншеи в два человеческих роста. Ни лопат для снега, ни даже совковых нет, по причине их полной бесполезности и непригодности.
В казарме нору прокапывает караульный наряд, а дальше каждое подразделение прокапывает свои участки. Водилы скопом бегут в автопарк откапывать ворота гаража. Откопали, открыли и пошли на выезд, за хлебом, за водой, за офицерами и прапорщиками, а кто-то повез на КП смену, которая не менялась в течение всей пурги несколько дней к ряду. Работенка еще та, лучше бы снег долбить возле казармы. Местами земля голая, а местами пятиметровые сугробы, которые держат «Урал». Но вот на длиннющем сугробе более мягкое место и машина проваливается по самые буфера. Берешь лопату и подкапываешься под буфер, потом ложишься на снег и долбишь снег под передним мостом. Продолбил? Иди теперь на корму и проделай такую же операцию сзади автомобиля. Проделал? А теперь садись за руль и очень аккуратно раскачивай свой драндулет, уминая снег и накатывая колею, постепенно удлиняя ее. Повезет, про все потратишь полчаса, не повезет – больше часа ковыряешь снег. Нередко слышишь такое:
- Видел сугроб?
- А как же.
- А ты как его прошел?
- Полностью колеса спустил и на первой пониженной на малых оборотах.
- А ты как?
- Так же.
Как-то ярый уставник капитан Веклич задал вопрос командиру части:
- Товарищ подполковник, почему шофера нарушают форму одежды, носят гражданские свитеры под кителем?
- А Вы, товарищ капитан, лежали на снегу в тридцатиградусный мороз?
- Никак нет, товарищ подполковник.
- А Вы попробуйте.
А порой кто-то не возвращался с выезда, или возвращался, но без машины. Между Угольными Копями и Шахтерским была широкая ложбина, и когда в нее заезжали даже в нормальную по Чукотским меркам погоду, то ощущалось давление на уши. А в пургу ложбина превращалась в природную аэродинамическую трубу с разреженным воздухом. Спустившаяся в ложбину машина глохла, и запустить мотор не было никакой возможности. Обычно там скапливалось до десятка, а то и более машин. Единичные автомобили могли преодолеть это препятствие. Тогда остальные водилы, как армейские, так и гражданские, сливали воду и загружались в один автомобиль, чтобы добраться до ближайшего поселка, в зависимости от того, в какую сторону автомобиль вышел из ложбины.
Однажды в этой ложбине остался наш 157-й. Утром за ним послали «Урал». Через какое-то время возвращается с разбитой правой фарой, с согнутым буфером и без 157-го.
– Что случилось? – спрашиваем Ваську Перунова, водилу «Урала».
– Тормоза отказали, а на спуске 157-й брошенный, из чужой части, – рассказывает Васька, – ну я ему и вынес правую сторону, передний мост пополам и под кабину влетел.
Насчет тормозов Васька, конечно, заливал, но мы перед начальством дружно поддержали, заявив, что пневмогидравлические тормоза ни с того ни с другого отказывают, а потом ни с того ни с другого опять нормально работают, что даже ученые академики не могут объяснить этот феномен. Буфер выправили, фару заменили, потертости потерли мазутом, перемешанным с грязью пола гаража… И мило дело. Никакой аварии будто и не было. Приезжали товарищи, осмотрели, удивились, мол ваш «Урал» видели, а он стоит целехонький. Так и не нашли виноватого. Уехали ни с чем. А Васька повторно съездил за 157-ым и на этот раз притащил его без приключений.
А вообще, если в пургу по какой-то причине машина встала, то покидать ее строго запрещалось. Сиди в кабине и не дергайся, жди, когда тебя найдут и откопают. Дважды попадал в пургу и оба раза успешно приходил в часть. Перед тобой белая стена. Видимость полметра. Идешь на подфарниках: если включаешь фары, то отраженный от летящего снега свет ослепляет и тогда совсем ничего не видишь. Ползешь на первой передаче, температура двигателя ниже 40 градусов, работает только на средних и больших оборотах. А многие автомобили только на больших. В пургу оба раза попадал на УАЗ-452, оба раза по вине отцов командиров, которые не верили твоему прогнозу, что вот-вот начнется пурга и ехать никуда нельзя.
Прогнозировать было легко. Перед пургой постоянно дующий ветер затихал, температура воздуха поднималась, на улице было тепло и тихо. Иногда ветер не затихал, но все равно по малозаметным приметам было понятно, что налетит непременно. Может через час или два, а может и через полчаса. Но что пурга будет, было видно однозначно.
Еду в часть, прикрываюсь открытой дверкой, которую ураганный ветер пытается вырвать не только из твоей руки, но и оторвать ее вместе с шарнирами. Просто открыть стекло нельзя, снег прилипает к лицу и превращается в лед. Поэтому приоткрыв дверцу, смотришь под колесо, угадываешь накат дороги, держишься левой стороны, чтобы видеть наезженный край. В кабине сугробы. Сколько проехал? Сколько осталось? Хрен его знает. Но вот сквозь пургу слышен рокот дизелей электростанции, стало быть иду правильно и ехать уже немного. Теперь бы не промахнуть левый поворот и не уйти под берег на лед лимана. Угадал. Повернул. И тут же захлопнул дверку, левую щеку словно огнем ожгло.
– Открывай дверку, смотри и командуй, – говорю прапору, соскребая с лица лед.
И хотя уже прошел отбой, вся шоферня в гараже, ждут, дружно и радостно встречают. Я был последним. Теперь можно спокойно спать, не тревожась: где твой товарищ, сколько продлиться пурга? Она, поганая, может закончиться к утру, а может задувать несколько суток.
Было такое. Не вернулся с Анадыря 130-й. Хорошо, что пурга закончилась утром. Утром его и откопали. Все живы и здоровы. Бензин закончился только утром. Притащили. Окрыли капот, а под капотом сплошной снег, на котором отпечатались все мелкие детали капота. Радость была великая. Все живы, никто не замерз. Снег растопили выхлопными газами, одновременно просушив двигатель. Залили в радиатор воду, завели. Все в норме.
Но вот на дворе вместо сплошной ночи появились сумерки, пока короткие, потом все длиннее и длиннее, и однажды на горизонте показался край солнца. Полярная ночь закончилась и нам выдали темные очки. Куда ни глянь, везде лежит белый блестящий снег, в нем отражается слепящий солнечный свет, без темных очков смотреть на это белое безмолвие невозможно, можно ослепнуть. Ощущение, что ты смотришь без маски на работу электросварки. Как говорят: нахватался зайчиков. Поэтому лучше не экспериментировать, а носить темные очки с круглыми стеклами в примитивной оправе.
Содержание: