Девятая часть второй главы автобиографичной книги "Восточный фронт". Ссылки на предыдущие части после статьи.
Рабочие недели проносились быстро. Вроде только понедельник – планы на неделю, напряженная работа, острые моменты со школьниками – и уже «завтра пятница». Работа в удовольствие – то, что не желается родным и близким на дни рождения, но вместе с тем остается в ряду самого необходимого.
Так же быстро пролетали и выходные. Чтение, спорт, компьютерные игры и встречи с друзьями. Дмитрий часто задумывался о своей жизни. Сколько времени тратит он впустую! «Научные» книги читает далеко не всегда, порой заменяя их на художественное «чтиво». Даже русскую классику и ту не прочел кроме нескольких произведений. Правда, брался несколько раз, но всякий раз бросал. И если спорт в этом ряду был полезен и нужен без сомнений, а встречи с друзьями не вызывали острых вопросов, то вот компьютерные игры дело другое. Времени на них тратилось не мало. Мягко говоря. А пользы… пользы практически не было. Но, с другой стороны, что роднило его со школьниками если не такие мелочи как игры, сленг, манера разговаривать? Ведь идет разговор о компьютерных играх и тут бац! Дмитрий Николаевич тоже, оказывается, играет. А кто там думал, что он не «свой»? И не врет он совсем! Ты послушай его – такого человек со стороны знать не может!
Пройдет время и – Дмитрий был в этом уверен – из его интересов многое «молодежное» исчезнет. А «стариковское» наоборот, появится. Так и его отец, всегда ненавидевший «землю», постарев вдруг возлюбил ее и потянулся к грядкам «для души». И он сам не станет исключением, а иначе как объяснить хоть и случайно попавший к нему в рабочий кабинет, но тщательно взлелеянный цветок в горшке?
Так или нет, но не зря, совсем не зря «витает» в школьном и околошкольном обществе невысказанный вопрос о старых учителях. Нет, Дмитрий никогда не думал, что их надо гнать из школы! Старый учитель – учитель опытный. Но, с другой стороны, проблема «эмоционального выгорания» существует в реальности, а не только на страницах писак от психологии. О ней говорил еще великий Макаренко, а уж он точно разбирался в подобных вопросах. Эмоциональное выгорание – раз. Явно меньшее количество энергии, девственного интереса, жизненной страсти в людях пожилых (за редкими исключениями) – два. Ведь с этим тоже никто не станет спорить? Большое «расстояние», разделяющее два возраста – три. Физическое здоровье, в конце концов, – четыре. Думая об этом, он задавал себе вопрос: до скольких? И отвечал довольно уверенно – сорок-сорок пять лет. А что дальше? А дальше идти преподавать не четырнадцатилетним школьникам и не двадцатидвухлетним студентам, а кому-нибудь постарше. Учить молодых учителей, писать книги и учебники, передавать опыт. Работать директорами и завучами, заниматься научной работой. Одна треть всех возрастных учителей, таким образом, с большой пользой будет устроена.
Учитель – работа очень сложная, не каждому подвластная. Многие, начиная с Ушинского, задавались вопросом, что есть учительство: мастерство или искусство, технология или талант? Многие задавались, но вопрос до сих пор остается без ответа, что говорит о его сложности, нетривиальности. Но если так, то дайте тем старым учителям, которые больше не хотят работать нормальную пенсию. Дайте её им и они, усталые, уйдут, не займут рабочих мест. Так решится судьба второй трети.
Ну а оставшиеся – это те, в которых горит Искра. Кто не может уже как раньше волновать молодые сердца, но не хочет уходить от людей, не хочет становиться «не нужным». Не давайте им пенсии, если они хотят работать. Дайте им работу. Кем? А кем можно работать без опыта? Где нужен человек без определенного опыта, но с выверенной временем системой моральных ценностей?
Где?
Да в чиновниках всех мастей! Например, в отделе опеки и попечительства, в муниципалитетах, Управах… На тех местах, которые ответственны за бесперебойное вращение государственных шестеренок. В крайнем случае, такой учитель лишь немного подучится, подтянется и все – специалист готов. И не надо дорогостоящих и пустых «ВУЗов», выкармливающих «успешных менеджеров» способных развалить что угодно. И никакой особой системы борьбы с коррупцией тоже – не надо.
Правда для того, чтобы все заработало именно так, нужно перетрясти школу. Выявить и выкинуть из нее бюрократов, приспособленцев, лентяев и бездарей. Настроить ее на работу «на результат». Настроить так, как она была настроена когда-то. В далеких тридцатых годах. И даже лучше.
Дмитрий отложил книгу, которую просто так держал в руках уже около пяти минут. Потянулся и щелкнул выключателем торшера.
Воскресенье подошло к завершению. Завтра – новый рабочий день. Новые проблемы и трудности, новые волнения. Но, вместе с тем, и новые знакомства, новые переживания, новый опыт. Видеть, общаться с молодыми, полными жизни ребятами. Второй раз переживать вместе с ними их ненависть, их боль, их радость… Их любовь.
– Дмитрий Николаевич… как это… я хочу, чтобы вы меня правильно поняли.
Татьяна Егоровна пригласила к себе зама сразу после первого урока и уже около минуты «мялась», делая вид, что не решается приступить к теме разговора.
– Татьяна Егоровна, да перестаньте, говорите, как есть. Что там у вас? – Улыбнулся подчиненный.
– Дмитрий Николаевич, как это, я очень ценю вас. Нет, правда… не перебивайте меня! Вы правда хороший сотрудник. И нам – можете спросить Татьяну Борисовну – намного легче стало, когда вы влились в наш дружный коллектив.
– Это правда, Дмитрий Николаевич. – Вставила свои «пять копеек» вторая женщина.
– Я очень ценю вас, – второй раз повторила директриса, сбросила пепел в вазочку и перешла наконец к сути – но у нас есть другие сотрудники. Нет, они тоже хорошие! – Очень быстро проговорила директриса. – Хорошие, просто другие. – Фирменная улыбка в стиле «Ыы». – У нас Ольга Анатольевна, она завуч младшей школы. Так вот она на вас обиделась Дмитрий Николаевич.
Дмитрий промолчал, но всем своим видом выказал крайнюю степень непонимания.
– Да-да. Но вы не виноваты… как это… Просто Ольга Анатольевна такой человек… Хороший человек, но со своими странностями, как каждый из нас.
– Я просто не понимаю, как мог ее обидеть. Я, честно говоря, сейчас даже сомневаюсь в том, что правильно представляю ее внешность.
– Вот именно потому вы ее и обидели! – Воскликнула Татьяна Борисовна и засмеялась.
– Дмитрий Николаевич, Ольга Анатольевна очень сильный учитель. Она учитель России. А еще у нее очень хорошо получается руководить своими коллегами. Это… как это… очень серьезный специалист. Вы не могли бы пойти к ней и извиниться? – Видя, что удивление зама перерастает в возмущение, Татьяна Егоровна заторопилась. – Понимаете, вы как-то раз с ней не поздоровались. Прошли мимо и не поздоровались. И ее это обидело. А вам еще много работать. В том числе и с ней тоже. Я все понимаю, но прошу вас, извинитесь перед женщиной. Заодно и познакомитесь.
Дмитрий помолчал, взвешивая все сказанное.
– Хорошо. Я поговорю с ней и извинюсь. Ведь я действительно даже случая этого не помню и ее саму не знаю. Заодно и познакомимся. – Сказал, а сам подумал, что если Ольга Анатольевна окажется очередной взбалмошной и высокомерной теткой, то от его «извинений» станет только хуже. Терпеть еще одну он не сможет.
– Ну вот и замечательно Дмитрий Николаевич. Как это… я вам очень благодарна! Я… как это…
Эти слова летели уже в спину вежливо улыбнувшегося и выходящего заместителя.
С Ольгой Анатольевной Дмитрий поговорил после уроков. Она, на удивление, оказалась приятной женщиной лет сорока пяти и сильным специалистом. Разговаривали долго и в ходе разговора выяснилось многое. Во-первых, разобрались с «конфликтом». Оказалось, что Ольга Анатольевна никому не жаловалась, а только упомянула, что новый заместитель по безопасности не очень хорошо воспитан, поскольку прошел мимо женщины, которая с ним поздоровалась, и не ответил. И никаких извинений она не просила у директора. Дмитрий, не особо скрываясь хмыкнул и пояснил, что весь день носится по школе, что называется «в мыле». Решает многочисленные проблемы. И старается здороваться со всеми встреченными коллегами. Но может обмануться, думая, что видел человека и здоровался. А может быть так, что он просто не знает человека и не здоровается поэтому. Но, в любом случае, если Ольга Анатольевна поздоровалась первой, а он не ответил, это означает только одно – мысли были заняты чем-то серьезным и он «витал в облаках», не заметив приветствия.
Такое объяснение удовлетворило завуча младших классов, после чего разговор очень мягко и естественно перетек к проблемам. Ольга Анатольевна действительно оказалась замечательным специалистом, у которого многому можно было научиться. Она говорила прямо и четко формулировала свои мысли. Рассказала, что за то недолгое время, которое Дмитрий проработал на новом месте, многие коллеги уже успели возненавидеть его. Хотя появились и друзья. И что сама Ольга Анатольевна присутствовала при многих разговорах о новом сотруднике и защищала те его дела, о которых знала.
Вообще, Дмитрий удивительно быстро и легко сошелся с этой опытной женщиной.
– Ольга Анатольевна, я же им вообще ничего не сделал! С чего ко мне такая ненависть?
– Ну как, Дмитрий Николаевич? Вы пришли: новый сотрудник, молодой парень и стали учить их, таких великовозрастных уже теток их работе. Кому же это понравится?
– Я же к ним вообще не лезу. У меня был один острый разговор только с Ольгой Игоревной. После этого ничего и не было.
– Ну, с Ольгой Игоревной вы зря поссорились. Она и человек хороший и учитель замечательный…
– Да, я это уже понял. Но все равно не считаю, что тогда был не прав.
– Ну ладно, главное, что вы не держите друг на друга зла. Я же с ней тоже разговаривала на эту тему, мы довольно-таки близко общаемся… А вообще, дело в том, что вы одним своим видом, примером уже являетесь для них молчаливым укором. Ведь у вас где-то лучше, где-то хуже, но получается. А у них нет. Более того, они уже давно свыклись со своей слабостью и ничего не хотят менять. И уроки у вас хорошие, и ребята вас уважают… даже любят. Класс вам дали в руководство, и все ждали, что вот сейчас они вас растерзают, а вы и с этими ребятами наладили отношения…
– Ольга Анатольевна, а вы откуда это все знаете так подробно?
– Ну, Дмитрий Николаевич, это вам только кажется, что ничего не известно. Школа — это как большая семья. Не здоровая и не счастливая, к сожалению, но семья. Тут о каждом многое известно. А учителя наши? Ох и сплетники среди них есть! Тайну удержать могут единицы.
За окном начало темнеть. Осень заканчивалась, постепенно передавая эстафету зиме. Два учителя сидели в пустом классе для малышей. Один – на своем месте, за рабочим столом. И второй – на небольшом стульчике перед низкой партой. Но никакого дискомфорта или неудобства не ощущалось. Бархатным был разговор.
– Я ведь тоже далеко не все знаю. Но того, что знаю мне хватает для выводов. Я вот, например, знаю, что вы приручили Саида. Я даже по человеческой глупости ревновать начинала. – Женщина по-доброму улыбнулась.
– Почему? – Ощутил, но не понял контекста Дмитрий; задумчиво перевел взгляд с лица собеседницы на лакированную выемку в столешнице для хранения ручек и карандашей.
– Видите ли, Саид несчастный ребенок. Они азербайджанцы и приехали в Москву давно, перед лихими девяностыми. А время тогда было сами знаете какое. Мужчины из семьи Саида занялись «бизнесом». В результате несколько лет назад им принадлежала треть всех московских бензоколонок, но потом что-то произошло и они ушли из этой сферы. Но все равно, сейчас у них несколько крупнейших автомобильных салонов в Москве. Но просто так ничего не бывает и за все надо платить. Жизнь у них была тяжелой. Отца Саида убили еще в девяностые. Он остался с мамой, старшим братом и дядей…
– Вот это вы меня удивили! – Перебил действительно удивленный Дмитрий. – Никогда бы не подумал. И пацан хороший… Да и дяде я недавно звонил, разговаривал о Саиде. Он тоже мне показался мужиком простым и понимающим. Выслушал внимательно, согласился Саиду не говорить о моем звонке – я обещал, что не буду на него жаловаться дяде – и не наказывать, а поговорить как бы случайно на тему его поведения. Саид после этого на меня не дулся, и я так понимаю, что дядя сделал все правильно. Он меня еще по телефону так горячо заверял, что уважает, понимает и благодарен за работу. Что если вдруг Саид начнет себя плохо вести, он просит наказать его «как атес, па галовэ». – Дмитрий улыбнулся.
– Это очень хорошая семья. Я не знаю, как такое возможно с их прошлым, но и о прошлом мы почти ничего не знаем. Очень культурные и интеллигентные люди.
– А вы их откуда знаете?
Ольга Анатольевна улыбнулась. Очень мягко, тепло. Улыбнулась и опустила глаза, вспоминая.
– Он у меня с первого класса учился. Ему было тяжело. Язык знал плохо, культура другая. Мама там у них, вы должны понимать, подчиняется мужчинам и никакого влияния на него не имеет. Брат с дядей воспитывают редко и всегда кулаками. Это конечно действенно, но и минусы свои имеет. А во мне они видели человека, который может… ну я даже не знаю, как сформулировать… Может отчасти заменить женское воспитание. А теперь, вот уже полгода, я занимаюсь с Саидом русским языком, как репетитор. Они даже предлагали возить меня к ним домой и обратно, но я отказалась.
– Мдя… – Протянул ошеломленный Дмитрий. – Интересные дела… А с русским у него и правда проблемы. Но там больше с учителем проблемы!
– Проблемы, Дмитрий Николаевич, проблемы! Я знаю. Я уже разговаривала с Натальей Валерьевной, пыталась выяснить в чем дело. Как учитель к учителю подошла. А она как начала на меня кричать...! Что вы, говорит, вмешиваетесь в мою работу? Взяли себе репетиторство, вот и учите теперь. Это еще надо разобраться, не настраиваете ли вы против меня Саида – ведь мы постоянно ссоримся, такой он невыносимый. – Ольга Анатольевна грустно вздохнула и покачала головой.
Речь шла о той самой молодой учительнице русского языка и литературы, которая удерживала маленького матерящегося бесенёнка, когда к дверям кабинета подошел Дмитрий. «Кстати» – подумал зам, – «надо поменять ей расписание дежурств…»
– Не получилось у меня с ней поговорить. – Продолжала тем временем женщина. – Там скорее всего из-за денег репетиторских такое отношение ко мне. Но я вам честно говорю, как на исповеди, я отказывалась. – Глаза Ольги Анатольевны напомнили Дмитрию выражение собственных глаз, когда он отчаянно хотел кому-нибудь что-то объяснить. Так объяснить, чтобы поверили «до донышка». – Я говорила, что это старшие классы, что заниматься должен тот учитель, который ведет уроки. Но это же азербайджанцы, да еще мужчины. Они решили, что так должно быть и все.
– Вы знаете, Наталья Валерьевна там вообще со всем классом конфликтует, и я без понятия, как эту проблему решать. По идее, надо решать с двух сторон. Но к ней даже идти не хочу, поскольку предвижу что-то похожее на ваш разговор. Придется как-то косвенно с ней общаться, аккуратно. Она… неудобно мне это говорить, но… она выглядит не как учитель. Она молодая, стройная. И одевается так, чтобы подчеркивать достоинства фигуры, и ходит… кокетливо что ли…
– Я понимаю, Дмитрий Николаевич, что вы хотите сказать.
– Вот. У нее маникюр постоянно, манера говорить… И так получается – я это вижу – что мои девочки не видят в ней учителя, а видят соперницу! Ну, симпатичная девчонка – соперницу, а обычная просто завидует. Я понимаю, что женщина хочет быть привлекательной, но не до такой степени! Не такое поведение! Не учитель! Вот отсюда у нее проблемы с девочками. А девочки и сами по себе могут еще ту «первую скрипку» сыграть и настроить весь класс, но ими все не ограничивается. У нее и с мальчиками проблемы! Я не знаю, какая она в технически профессиональном плане. Не сомневаюсь, что она неплохая «энциклопедия» и может дать ответ на вопрос по программе. В советское время ей может быть и работалось бы хорошо: дети сидят спокойно, ты только рассказывай и все. Но не сейчас. Сейчас она совершенно не может управлять ими. Ей кажется, что вот она сказала «тихо» и все должны смолкнуть только потому, что поняли смысл сказанного. И у нее постоянные конфликты, постоянные. Я уже устал к ним бегать, она постоянно зовет меня. По любым мелочам. А я ведь не могу ей помочь! Если я буду требовать от них таких глупостей, то они перестанут меня слушаться в серьезных вещах. Я только-только стал успешно бороться за то, чтобы в телефонах не ковырялись открыто на уроках. Хитростью, расчетом. Где-то делаю вид, что не заметил, чтобы пацан почувствовал свою вину и привык считать телефон на уроке не обыденностью, а нарушением правил. Где-то разрешу убрать, где-то отберу. А она только увидела, что у меня появляется какая-то власть над ними, тут же стала требовать, чтобы вообще никто не доставал телефонов. И представьте ситуацию, когда я прихожу, а она говорит, чтобы я отобрал телефоны у половины класса! Они же просто взбунтуются против меня. Что это за глупость?!
– Ой Дмитрий Николаевич! Вы все говорите правильно. Удивительно даже, как у вас все получается: осторожно, потихоньку, но систематически. А она просто не понимает. Вот и с Саидом. Он же вообще в суровых традициях воспитан, а тут представьте себе, от него женщина чего-то требует. Я ей об этом говорила, но она только возмущается. «Пришел в нашу школу, пусть учится!». – Ольга Анатольевна поморщилась и покачала головой. – А вот вы на него серьезное влияние имеете. Он у меня на каждом уроке сам про вас рассказывает. Понравилось ему ваше мужское отношение, и я вижу – на глазах меняется парень…
– Ольга Анатольевна, извиняюсь, что перебиваю. Но мне тут пришла в голову внезапная мысль. Как так вышло, что учителя старшей и средней школы не работают вместе с учителями началки? Ведь это же кладезь решений…
– И не говорите, Дмитрий Николаевич. В современной школе вообще очень многое не так, как надо, но давайте об этом поговорим чуть позже. Пока не забыла, я хочу дать вам совет. Когда будете возить свой класс на экскурсии, попробуйте взять вторым сопровождающим Наталью Валерьевну. Конечно, надо будет съездить и с ее классом, но я думаю, что это сильно поможет вам хотя бы немного настроить ее отношения с вашими ребятами…
Ушел Дмитрий из кабинета первоклашек только без десяти пять.
Почти не один день не обходился без серьезных проблем. Вторник, к сожалению, тоже не стал исключением. На этот раз «взорвался» Иван. Тот шестиклассник, с которым Дмитрий познакомился на уроке Натальи Валерьевны, слушая его матерную ругань в ее адрес. Пацан, которому любившая раздавать сочные эпитеты учительница географии уже давно и прочно повесила ярлык: «с диагнозом».
Курить в туалетах постепенно прекращали. И теперь, если кто-то нарушал правило, то старался делать это в конце урока. Пацаны точно вычислили, что нужно «перекуривать» именно в это время, чтобы не застукал бешенный безопасник. Умно. Дмитрий оценил. Выявил эту тенденцию и оценил. И тут же начал ее ломать. Именно таким образом, проверяя туалеты, он и оказался около того кабинета, за который отвечала Наталья Валерьевна и где проводила урок русского языка в своем классе.
Крик и «сапожную» ругань Дмитрий услышал сразу же, как поднялся на этаж. Но соваться в «чужие» дела не хотелось. Ведь именно так может расценить его вмешательство учитель. По мнению учителей, он и так слишком многое на себя брал. Поэтому Дмитрий постарался не обращать внимания на совершенно ненормально протекающий «урок» и зашел в туалет. Но проверив «отхожее место» и выйдя в коридор, все-таки стал невольным участником конфликта.
Молча стоя в дверном проеме туалета и придерживая рукой дверь, наблюдал весьма комичную сцену. Комичную – потому что, к ужасу происходящего уже успел привыкнуть.
Дверь из кабинета с грохотом распахнулась и ударилась о стену. В проеме стоял Иван – черноволосый малый с шальным взглядом черных же глаз-угольков и острым носом. Дмитрия он заметить не успел. Из-за его спины донесся голос Натальи Валерьевны. С издевательскими нотками в голосе она произнесла:
– Очень хорошо! А что ты сделаешь в следующий раз? Штаны снимешь?
Естественно, Дмитрий не знал всей истории и контекста и не мог оценить действий учителя. Издевка в голосе как таковая частенько применялась и им. Тогда, например, когда требовалось высмеять неугодный поступок. Как бы там ни было, Наталья Валерьевна просчиталась. Если она вообще «просчитывала» свои действия и имела какую-нибудь стратегию, а не просто пререкалась, в чем у Дмитрия были сомнения.
Иван тут же резко повернулся всем телом и заорал:
– Да?! Думаешь, не сниму?! В лёгкую! – Никем не замеченный наблюдатель не успел и глазом моргнуть, как Иван, не расстегивая брючного ремня, стянул штаны вместе с трусами.
«На свободе» мелькнула белая задница. Мелькнула и тут же заплясала танцем из стороны в сторону, изредка подскакивая и просаживаясь вниз. Совершенно очевидно – Иван заставлял свое «мужское достоинство» сотрясаться и болтаться по кругу. Длилось сие действо секунды три, после чего «артист» поспешно привел свой внешний вид хоть к какому-то порядку и, так же резко развернувшись, вышел.
Дождавшись, пока парень поравняется с ним, Дмитрий шагнул наперерез. Но останавливать пацана не стал. Украдкой взглянув на глядевшую вслед своему ученику из дверей кабинета Наталью Валерьевну и кивнув ей головой, он положил руку Ивану на плечо. Приобнял по-дружески и пошел рядом, принуждая сбросить скорость. Несколько шагов так и прошли – молча.
– Чего они тебе сделали?
Парень гневно молчал и только сопел в две дырки.
– Не хочешь же ты сказать, что у тебя такой размер, что им нужно хвастать перед всем классом?
– Нормальный у меня размер! – Вдруг дернулся и заорал Иван. Но Дмитрий не выпустил его, продолжая придерживать за плечо.
– Я и не говорил другого. Но все-таки не такой, чтобы ходить по улице без штанов? – Дмитрий и говорил, и улыбался мягко. Причем его на самом деле забавляла эта ситуация. А в действиях Вани ощущалась ненормальная, может быть даже нездоровая, жесткость. То качество, которого в нужных количествах не хватало очень многим. – Ну так что? Почему ты так разозлился?
– Я так разозлился потому, что они меня достают! – Резко, отрывисто и громко ответил мальчик.
– Так… Пойдем ко мне, поговорим. Там никого нет и тихо, не помешают. А то сейчас будет звонок на перемену.
Звонок, а следом за ним и детские крики, раздались в тот момент, когда дверь кабинета закрылась.
– Ну рассказывай, как они тебя достают? Рассказывай, не стесняйся! Обещаю, что никому не скажу ничего. – Заверил Дмитрий, видя, что малый сомневается.
– Они обзывают меня! – Очень горячо и резко выпалил Иван, на какое-то время приподнимая опущенную голову и распрямляя плечи.
– Слушай… давай познакомимся, мы ведь так и не знакомы с тобой. Меня зовут Дмитрий Николаевич. – Он протянул ладонь, которую Ваня вяло пожал, так и не подняв уныло висящей головы.
– Ваня…
– Э не, так не пойдет брат. Что это за рукопожатие? Ладошка мягкая… Мужчина как должен жать руку? Ну-ка покажи!
Рукопожатие состоялось еще раз. Только сейчас Иван давил крепко.
– И не «Ваня», а Иван! Ваня – так тебя пусть мама называет, а ты сам себя называй Иван. Договорились?
– Почему? – Искренне заинтересовался мальчик, сверкнув глазами.
– Потому что ты, Иван, мужчина. Я вижу, что ты будешь крепким мужиком. Если вырастешь правильно. Есть в тебе твердость. А мужчина не станет называть себя Ваней. Назовет Иваном. Понимаешь?
– Да! – Он крикнул очень громко, замотав при этом по сторонам головой и осматривая бегающим взором что-то известное только ему – так воодушевила его простая истина.
– Тише, тише! Чего орешь-то? Как бешенный…
Дмитрий задумался. Было в ребенке что-то вызывающее сомнения относительно психического здоровья. Но сомнения, не больше. Никаких доказательств, фактов или хотя бы внятных подозрений не было. И Дмитрий не понимал природы своих сомнений. Вполне могло быть так, что они навеяны «диагнозом», поставленным этому пацану географичкой.
Но допустим, это никакой не диагноз. Что тогда? Известно, что – невоспитанность. Невоспитанность от слова вообще. Судя по рассказам Натальи Валерьевны, матери там вообще не до ребенка. А ребенок то ли от сирийца, то ли от иранца – Дмитрий не помнил. Вспыльчивый и агрессивный от природы. Она только и может, что кормить и обстирывать его, а на воспитание ее не хватает. Есть старший брат – учится в восьмом «А». Его Дмитрий уже хорошо знал. С него тоже взять нечего, он, в отличие от младшего, не обладает никакой твердостью. Поэтому – невоспитанность. И вседозволенность…
– Итак Иван, расскажи мне, кто тебя обзывает и как?
– Да они все! Класс! И учителя!
– Угу. Как?
– Как-как! Дебильным! И больным! – Слова вылетали очень отрывисто, громко. Мальчик выкрикивал.
– Угу. А может ты первым их достаешь, поэтому они обзываются?
Пацан молчал. Потом, совершенно неожиданно, ответил:
– Не всегда.
– Но все-таки бывает. Видишь, ты сам ведешь себя как клоун, они на тебя и смотрят. Мужчина себя так вести может? – Мальчик молчал и вопрос остался без ответа. Тогда учитель продолжил. – Не может. Если он начинает себя так вести, то очень быстро перестает быть мужчиной. Становится тряпкой, клоуном, посмешищем – кем угодно, только не мужчиной. Но тебе совсем уж расстраиваться рано. Ты просто не знал и поэтому ошибся. Еще можно все исправить. Хочешь исправить?
– Хочу.
– Тогда скажи мне, что должен делать мужчина? Кто такой мужчина?
Ответ последовал тут же, как будто Иван только его и ждал. Он выпалил:
– Сильный!
– Но ведь не только. Он еще смелый, например. Честный. Ведь можно быть сильным и обижать слабых. Женщин, например. Вот у тебя есть мама. Представь, что какой-то сильный человек будет делать ей больно, обидит ее. Будет он мужчиной?
– Я убью его!
Сомнения продолжали терзать. На протяжении всего разговора они то немного отступали, то накатывали с новой силой. И сейчас, глядя на искаженное эмоцией лицо мальчика, Дмитрий еще раз задумался. Пацан сильно кривлялся, выкрикивал и таращил глаза. Частенько порывисто вертелся и дергался и никак не хотел сидеть спокойно.
Все-таки больной? Но что это за болезнь? Диагноз? Ах! Вы не врач! А есть уверенность, что какой-либо врач его поставит? Нет? Или все-таки есть? А если есть, то где этот врач? Социальный педагог – та самая географичка – поставила. Больной он, по ее мнению. А поднимала ли она этот вопрос на комиссии по делам несовершеннолетних, на которой собираются учителя, депутаты… врачи, в том числе? Поднимала – Дмитрий знал это. А тогда, если она права, почему мальчик учится в обычной школе? Если права, то во всем виновата система, а систему не переделаешь. Система уже давно собирается перевести вообще всех больных детей в обычные школы. И хотелось бы сказать «не представляя последствий», да только кажется, что дело обстоит в точности наоборот. Поэтому, если принимать этот вариант, то ничего не остается, кроме как работать с пацаном обычными методами. Что это за методы? Об этом пока рано… Есть еще и второй вариант: географичка не права. И почему-то он Дмитрию был ближе. Не больной этот пацан. Он: «а» – не воспитан, «б» – не социализирован и «в» – понимая все это, ушел в «отрицалово». В противостояние с людьми. И этот, второй вариант, предполагает приложение все тех же, что и в первом случае мер. Воспитательных. Через которые его удастся помирить с обществом хоть немного. Но, как бы там ни было, сначала надо поговорить с директором.
– Видишь, ты не считаешь, что такой человек хороший, что он мужчина. Мужчина должен слабым помогать. Маме своей в первую очередь помогать. А ты что сейчас натворил? Как ты думаешь, Наталья Валерьевна будет звонить твоей маме? Обязательно будет. Уже, наверное, позвонила. У твоей мамы и так много дел и трудностей, а ты подкидываешь ей еще. Что же ты сам ведешь себя, как чужой человек?
– Не знаю… – После непродолжительного молчания буркнул мальчик. Он постепенно успокаивался.
Дмитрий разговаривал с ним уже около двадцати минут. Разговор не был сложным. Скоро Иван окончательно успокоился и покорно следовал за мыслью. В конце беседы малой сказал нечто, что окончательно убедило Дмитрия в его здоровье. На вопрос о том, как же получается, что Иван все понимает, а поступает отвратительно, тот ответил голливудским шаблоном или заученной фразой – кому как нравится:
– В меня как бес вселяется! Дьявол! Вот я нормальный-нормальный, а потом р-раз! И все!
– Но если ты это понимаешь, то значит можешь с ним бороться. Как настоящий мужчина. Этот бес, это все плохое в тебе. И в тот момент, когда оно пытается тебя поработить, все хорошее в тебе должно биться. От победы темной или светлой стороны зависит не только твоя жизнь. Например, жизнь твоей мамы и маленького братика, которого ты любишь…
После разговора, до конца урока, Иван спокойно сидел в кабинете и играл в машинки, которые вытащил из карманов. А Дмитрий занимался своими делами, не обращая на пацана внимания. Так случилось, что в это время в кабинет ненадолго забежала куда-то спешащая Елена Сергеевна. Она удивленно посмотрела на играющего пацаненка, выразительно повела глазами, обронив несколько ничего не значащих фраз, улыбнулась и убежала. После нее в дверь постучали и вошла Татьяна Борисовна. Та, в отличие от Елены Сергеевны удивилась бурно, прижав руку к груди и воскликнув «О, Господи!» …
Отправив Ивана на очередной урок и взяв с него обещание прибегать тут же, как только темная сторона будет брать верх, Дмитрий спустился к директору.
После обсуждения волновавшей главного администратора темы она выслушала своего сотрудника. Дмитрий предложил собрать документы по Ивану от всех учителей и все-таки продавить вопрос на КДН. Татьяна Егоровна не возражала и высказала негодование в адрес социального педагога, которая уже давно занимается этой проблемой, но так и не сдвинула «воз». На просьбу Дмитрия каким-либо образом «простимулировать» географичку, Татьяна Егоровна ответила просто и прямо: «Дмитрий Николаевич, я вам разрешаю. Поработайте с ней и разберитесь в чем там дело».
Инициатива любит инициатора.
В кабинете у Нины Юрьевны было пусто – «окно». Едва «зацепившись с ней языками», Дмитрий понял во что влип. О том, что результат будет нулевым, стало ясно на первой минуте разговора затянувшегося на час(!) без малого.
Нина Юрьевна была хорошо «подкованной», смелой и дерзкой особой. Она знала все документы, ту часть системы с которой приходилось работать, делопроизводство КДН и опеки.
И она ничего не хотела менять.
Потому что, как сама справедливо заметила, это очень нудно и долго. И «результат совершенно не гарантирован». Причем этот ее вывод запросто уживался с другим, о том, что Иван «больной, с биологическим диагнозом». Откуда она, Нина Юрьевна, это взяла? Документы? Нет-нет! Если бы были документы, было бы проще! Это же «и так видно»! Поднимала ли Нина Юрьевна вопрос на КДН вообще? Конечно, поднимала. Они сказали собирать справки со школы. Что дальше? Ну вот, характеристика, которую написала сама Нина Юрьевна. Видите? Нина Юрьевна работать умеет и знает как. А другие – это вопрос. Почему-то сама Наталья Валерьевна до сих пор не написала докладную по Ивану. Докладные от учителей нужны, чтобы провести «совет профилактики», «поставить в группу риска» … бла-бла-бла. После этого повторно поднимать вопрос на КДН.
Убежав от Нины Юрьевны, Дмитрий вынес сухой остаток: работать она не хочет и будет только в том случае, если ее припереть к стенке. Разговор с Ольгой Анатольевной в дополнение к собственным выводам расставил последние точки над «i»: ссориться и тем более воевать с коллегами крайне нежелательно. К директору за помощью тоже не обратишься, это тоже очевидно. Она просто опасается Нины Юрьевны и не хочет связываться без особой нужды.
Обход учителей Дмитрий начал с классного руководителя Ивана. Отсутствие докладной по мальчику она объяснила просто и доходчиво – занятостью. И это было правдой. Дмитрий сам с головой купался в бумагах. И если бы не опыт работы в «родной милиции», где бумаг больше в пять, а то и десять раз, он уже давно бы утонул. Тем не менее, Наталья Валерьевна понимает всю важность этого дела и обязательно напишет бумагу.
Такая же ситуация была и с другими учителями.
На протяжении следующей недели, помимо других дел и проблем, Дмитрий бегал по учителям. В результате, к пятнице, у него было две докладных. Нужно было еще две. Но наличие двух листов обнадеживало, и он второй раз пришел к Нине Юрьевне. Та, безразлично взглянув на докладные напомнила о двух недостающих. Будет? Хорошо. Можно ли пока назначить дату «совета профилактики или как там его»? Нельзя. Потому что на нем обязательно должно присутствовать несколько человек, а двое из них не могут. Одна – завуч – сильно занята подготовкой к промежуточной аттестации, а вторая – психолог – в отпуске. И… ах да! Нина Юрьевна совсем забыла. В прошлый раз, когда мама Ивана впервые была на КДН, ей дали контакты бесплатного психолога. Она должна была ходить к нему с Иваном. Там курс… «по-моему на пару месяцев». Так вот. Она, скорее всего, не ходила. Если это так, то КДН скорее всего будет направлять ее повторно.
Это Дмитрий понимал хорошо. Но почему Нина Юрьевна сама не знает ходила мама или нет? «Я звонила пару раз, она трубку не взяла». Понятно, тогда дайте телефон мамы.
И школьного психолога.
Пожалуйста.
Дмитрий дозвонился. Мама действительно не ходила. Мама понимает (как и сам Дмитрий, если уж откровенно), что толку от этого не будет никакого. Да и Иван наотрез отказался идти к психологу. Понимает ли мама, что ее ребенок пропадает? Понимает и хочет, чтобы ей помогли. А если для этого мама должна будет написать на бумаге отказ от посещения психолога и объяснить это нехваткой времени, она напишет? Учитывая, что ее будут обвинять и всячески «пинать» на КДН? Зачем это нужно? Да для того, чтобы попробовать определить ее ребенка в специализированную школу. Где специально обученные люди будут пять суток в неделю наблюдать и воспитывать, а на выходные отпускать домой. «Интернат? Да, я согласна!» – мама напишет отказ.
Разговор со школьным психологом немного порадовал. Лена – они быстро перешли на ты – была его ровесницей и в ней чувствовалась жизнь, а не смрад, холод и безразличие. Лена рассказала о том, что уже беседовала с Иваном. Что никакого «диагноза» у него нет и он просто не воспитан и «не пуган, по жизни ремня не получал». Она, конечно, могла бы с ним работать, попробовать что-то сделать, но для этого ей нужна помощь. Нужно чтобы мальчика кто-то приводил, потому что она просто не может всегда отслеживать его расписание и вылавливать после уроков. Но ни мама, ни классный руководитель на это «не подписались». А эпизодические занятия, когда она все-таки сделает это сама, ничего не дадут. Согласна ли она выйти на день из отпуска чтобы поучаствовать в работе «совета профилактики»? «Да запросто! Говорите, когда, я приеду».
После звонка Дмитрий пошел к завучу. Та, едва услышав вопрос о «совете профилактики», отказалась наотрез. «В следующем месяце! У меня сейчас и так гора работы!».
С этой проблемой Дмитрий пошел к директору, которая лишь развела руками. «Дмитрий Николаевич… как это… давайте подождем немного. Сколько мучаемся, а тут пару недель не можем подождать? У нас сейчас промежуточная аттестация, а это.. как это… очень серьезно…». Еще директор предположила, что вся проблема «этого Вани» в том, что никто его не порол. Отца же у него нет. «Нагуляют, шалавы, Господи прости, а нам воспитывать!». «Вы возьмите его Дмитрий Николаевич, тряхните хорошенько. Только так, чтобы в камеры не попасть. Он вас испугается. Я знаю, у вас получится» …
Устало присев за рабочий стол и наблюдая ползущие по Кутузовскому дорогие иномарки, Дмитрий подпер подбородок руками.
Люди. Они стоят в многокилометровых пробках по несколько часов в день. Они ежедневно ругают президентский кортеж, из-за которого Кутузовский перекрывают. Они ежедневно теряют массу семейного времени, личного. Не видят своих детей, жен и матерей. Стоят в пробках, но в комфорте. Отгородившись от всех тонированными стеклами, кондиционерами и всевозможными «звездами», выливающимися из колонок подобно фекалиям из переполненной сливной ямы. Они отгородились от всех и все им безразлично. Бить тебя будут, будут убивать и вот такая четырехполосная трасса не изменит своей жизни, ритма. Никто не остановится, не поможет. Им всем все безразлично.
Как-то он спросил молодую знакомую «журнальную» блондинку, почему она теряет столько времени в пробках, когда можно в два, а то и в три раза быстрее добраться на метро и автобусах. И услышал, что ей не хочется толкаться «среди этого вонючего быдла». «Как скот, трутся все об тебя. То бомж спит, и никто его не выкидывает, то воздух кто-то испортит рядом или чихнет. Фу! Ненавижу метро!». Он тогда хотел было спросить, почему же она не попросит мужчин выбросить бомжа, но передумал. Просто промолчал и в дальнейшем старался обходить ее стороной.
А Ваня… Никто ему не поможет. Всем наср…ть. Если Дмитрий будет делать чужую работу, то когда делать свою? Тем более что шансы на успех такой работы ниже десяти из ста. Работали сами «там», знаем. Что остается? Своими силами.
– Кто если не я? Когда если не послезавтра? – Вслух вспомнил Дмитрий любимую шутку своего давнего брянского товарища. Слушая звучащую где-то в глубинах памяти мелодию и вспоминая забытые слова…
«…Если не ты, то кто?
Если никто, то я.
Если не я – за что
Носит меня земля?
Если не мы, тогда
Песня теряет суть,
А в наших паспортах
Всё надо зачеркнуть…»
Содержание:
Первая глава: 1 часть, 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть
Вторая глава: 1 часть , 2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть, 7 часть, 8 часть, перед Вами 9 часть, 10 часть.
Все в одной подборке – тут.