1220 год, лето-осень. Отдохнув на приволье каршинской степи монгольские подразделения отправляются к крепости Термез. Последний оплот мусульман на северной стороне Джейхуна нужно взять скорее. Важность задачи заставляет Чингисхана лично возглавить тумены.
Владыку сопровождают нойоны Сокету и Толун-черби, братья великого шамана Теб-Тенгри. Когда-то его звали Кокочу и являясь другом детства Темуджина, он наглядно явил чего стоит настоящая власть и необоснованные притязания на нее.
И в этом тоже Чингиз показал контраст с Мухаммедом, своим Великим но незадачливым противником.
Продолжение. Предыдущая часть и прах Хорезмшаха упокоились ЗДЕСЬ
Музыка на дорожку
Часто на пути злобного, изъеденного ненавистью человека встает такой же.
Их взаимные укусы становятся спасением и для окружающих и для самих себя (ибо внутренний яд ранит сильнее внешнего). Когда же один все-таки победит, стон земли простирается до небес.
Когда уходят враги
Став Чингисханом на курултае 1206 года, шесть долгих лет Темуджин носил титул номинально. На пути к абсолютной власти стоял Кокочу.
Друг детства и враг зрелости, он рано явил способности сделавшие его великим шаманом Теб-Тенгри. Значение чародея в степном обществе достигло высот, когда любое слово этого колдуна каждый монгол почитал законом. Закон же почитался в той степени, в каковой соотносился со словами кудесника.
Был Кокочу хитер, и с детства умел ссорить друзей, что отчаянно боролись за его расположение. Преодолев пороги отрочества и юности, хитрость эта обеспечила ему яркую молодость и плодовитую зрелость. На скачках шаман всегда ставил на несколько (объезженных) лошадей и не беспокоился за победителя.
Не учел же он того, что победитель оказался не лошадью, но человеком. И пока Теб-Тенгри смотрел снизу вверх, его внимательно изучали со стороны, откуда всегда виднее.
Впрочем хитрости вообще свойственно недооценивать мудрость.
К 1211 году степные скачки закончились. Всех обошел Чингисхан. Ушел Джамуха заклятый побратим аньда, без которого баранина потеряла сочность, а кумыс лишился веселья.
Глупо погиб Тогорил Ван-Хан - названный отец, предавший Темуджина столько раз, сколько нор у весенних тарбаганов.
Мелочь вроде Таргутай-Кирилтуха, меркитов и прочих – не в счет. Излавливая этих блох по степи, Субудай и Чжэлме кололи падаль насквозь и рубили на части, бросая собакам.
Но когда уходят враги, остаются друзья… Что сделаешь с ними?
Детские забавы
Кокочу всегда имел привычку поторапливать. На охоте или рыбной ловле он начинал собираться загодя, а затем подгонял пеняя на нерасторопность и неумелость, выдавая упреки за дружескую заботу.
В конце-концов, Кокочу выдрессировал друзей до того, что быстрый сбор сделался важнее улова, а его одобрение стало значить больше добычи.
НО! Тот кто заставляет спешить, друг не тебе, а себе. Тебе же он норовит стать хозяином (если уже не является таковым).
Друзей будущего шамана обжигала невысушенная одежда, они валились с незакрепленных седел, оставляли вещи (заменить которые в степи было нечем). Не раз и не два выговаривая за потерянный крючок или забытые ножны, отцы и матери пеняли растяпам
Посмотри на Кокочу! Он ничего не забыл. Почему ты не такой?
Виновник (своего) торжества часто стоял здесь же, и тупя оземь улыбку, покровительственно разводил руками.
Счастлив не знавший такого друга, он не знал житейской потерянности… Сколь часто простой отказ от суетливости, становится первым шагом человека (Мужчины!) к обретению себя. И не важно кто поторапливает , друг внешний или враг внутренний.
Особого почтения к Темуджину (и вообще кому либо из людей) шаман не питал никогда.
Почитая себя за посредника между несмысленным народом и духами, а даже и за (ирония сатаны, древняя как грехопадение) повелителя последних, Кокочу шагал по пути превозношения, пока ощущение величия не превысило высоту остроконечной шапки.
Не хочу быть столбовою дворянкой
На курултае 1206 года, закрепившим власть Темуджина над степью, братья Кокочу - Сукету и Толун получили по тысяче войска. Отец же – Мунлик сделался еще и названным отцом Чингиза, женившись на ханской матери Оэлун.
Иным достаточно меньшего, но у гордецов оказанные почести лишь распаляют жажду. Не удовлетворившись властью над душами монголов, шаман захотел прибрать к рукам и тела. Начал (и закончил) Кокочу с унижения братьев Темуджина.
Первым стал Хасар – известный на всю степь мятежник, и задира. Его Кокочу и братья избили в одной из неизбежных склок. Зная (не понаслышке) нрав брата, Чингиз поверил шаману.
Хасара взяли под стражу, и только вмешательство матери вызволило непутевого из лап правосудия.
Со смерти первого мужа Оэлун-Фуджин не столько учила сыновей мужеству, сколько утаивала переживания. Перестань (подобно ей) другие матери делиться с сыновьями своими страхами с и мир лишится непутевых мужчин.
Хасара отпустили, но все же Чингиз опасался разгневать любимца богов. Пятидесятилетний Хан, отец, мужчина переживший испытания что выпадают на долю сотни человек, монгольский владыка хорошо понимал к чему ведет вызыватель демонов. Нескрываемые (уже!) претензии на власть не мешали относиться к нему с той опаской и восторгом, с каким ко всему непонятному и удивительному относятся дети.
Монголы же несмотря на непростую жизнь – оставались детьми до самой старости и.. после нее.
Садясь голышом на лед, шаман растапливал поверхность до пара. Говорили что густые клубы становятся воздушным конем, на котором Кокочу поднимается в поднебесье для бесед с духами. Даже когда Теб-Тенгри оставался один, из его шатра доносился вой и утробные звуки многих .
При всем уважении степи к Чингисхану, в критический момент противостояния с шаманом, он почти упустил власть. Признавая в нем удачливого вождя (одного из многих), Кокочу монголы считали другом (а то и хозяином) дающих удачу.
От Чингиза можно (можно..) было сбежать. Шаман же мог проклясть род до последнего пасынка, наслать падеж скота и болезни. По слову Теб-Тенгри в людей вселялись злые духи, что лишив сна катали по земле, заставляя грызть траву.
Немудрено, что Темуджин заколебался. На его счастье в решающий момент рядом (как всегда!) оказалась верная Бортэ.
В шамане и его братьях она видела угрозу собственным детям и ничего больше. В таких случаях пощады и страха от женщин ожидать не стоит. Бортэ ясно выразила то, что Чингиз смутно понимал сам.
Пар шамана густ, но не греет.
Последняя капля
Кокочу умело подобрал время решающего удара, подобравшись как прибрежный шакал подбирается к ослабленному рекой лосю.
Третий (уже!) Тангутсткий поход завершился сомнительно. Собиравшиеся затопить Чжунсин монголы, ошиблись в расчетах запрудив собственный лагерь.
Тангуты откупились принцессой (отданной Чингизу в жены) и обещаниями союза против Цзинь. Кочевья зашептались. Кое-где внимательное ухо могло расслышать досаду с вечной присказкой
А вот шаман говорил...
Мало-помалу Теб-Тенгри сформировал оппозицию, объединив явных и скрытых сторонников Джамухи и Ван-хана с новыми недовольными. Долю разлада внесли и тангутские лазутчики, не оставлявшие надежд рассорить степь, направив клокочущую ярость внутрь.
Слабым звеном стали люди Темуге – младшего брата Чингисхана. Великий шаман с братьями увели их как отару овец, не спросив ни самих, ни хозяина.
Взволнованный Тэмуге отправил гонца, с просьбой вернуть беглецов. Первым делом посланника избили, следом сорвали малахай и навьючив седлом пинками погнали в степь как клячу. Едва-едва несчастный добрался домой.
Не стерпев оскорбления, Тэмуге отправился восстанавливать справедливость лично. В юрте Кокочу, младшего брата Завоевателя поставили на колени как раба-богола и вкрадчиво отчитав, отпустили восвояси.
Услышав рассказ поруганного брата Темуджин замолчал, оглушенный обидой и болью.
Словно не было за плечами тридцати лет борьбы, детского рабства, похищения Бортэ, войны с меркитами, найманами и татарами. Не было Джамухи, Ван-хана, ущелья Гулегу и соленых балджунских вод. Словно вся жизнь проклятый круг, где прошедшего до конца возвращают в начало.
Ночью уже, из оцепенения вывела Бортэ. Он давно не делил с ней ложе, забываясь ласками молодых, но к советам прислушивался как раньше.
Когда надо, Бортэ умела разить словами как плетью.
Это не Тэмугэ, а тебя поставили на колени. Это не посол, а ты бегаешь по степи с седлом на спине. Для Кокочу ты просто объезженный конь.
Жребий бросили и дороги назад не было.
Расправа
Все решилось утром. Шамана и братьев вызвали в Ставку. Войдя в ханскую юрту, Кокочу и спутники без приглашения расселись на почетные места, словно хозяином дома уже был шаман.
Оскорбленный Тэмуге потребовал борцовского поединка.
Братья Кокочу поводили было плечами, но бой предложили именно ему. Дерзость возмущения быстро потухла под немигающим взглядом Владыки. В желтых глазах Темуджина сквозила та самая сила власти. Возлюбленная, в вечном стремлении к которой, их брат так и остался для невесты самозванцем.
Осекшийся шаман (жизнь впервые познакомила его с собой) с подрастерянной уверенностью поплелся наружу.
Здесь его ждали три багатура, из тех кто знает как делать дело и не знает как задавать вопросы. Кокочу поставили на затылок и мигом переломили хребет.
Хруст слышали в юрте. Братья шамана насупились, но драться не решились. Вбежав внутрь взволнованный Тэмуге развел руками:
Упал и не встает
Что поделаешь? И где найдешь шамана, что не бывает эксцентриком…
Над незадачливым телом разбили палатку. Долго, долго почтить чародея съезжались монголы со всей степи.
Съезжались не столько взглянуть на тело (от него быстро ничего не осталось), сколько посмотреть на небесную кару. Но ее не было! Чингисхана не поразил гром, не ударила молния, под ним не разверзлась земля, не заболели его дети, и даже в табунах не пала ни одна лошадь.
Сам же он никуда не уходил встречая каждого тигриным взглядом, где властно читалось
Следуй за мной.
И едва, едва – ли с тех пор нашелся монгол, что решился ослушаться.
Абсолютная власть дается абсолютной решимости. Что Чингисхану вечная синева и ее (мнимые) обитатели, когда он с детства знал их Создателя.
Не раз и не два оборванному, голодному, преданному всеми мальчишке с колодкой слышалось доброе
Темуджин, Темуджин
И что есть шаманские вопли в сравнении с этим…
Зияющие высоты
Парадокс, но с определенного возраста, болезни становятся жизненной необходимостью человека, и именно борьба с ними дает силы жить. То же и враги. Есть они и душу томит беспокойство борения. Пропадают и вместе с покоем приходит пустота.
До смерти Кокочу в жизни Темуджина оставалось место озорству и опаске, легкомыслию и неведению. Делая ошибки, он мог в них виниться, шагая прямо, мог заслужить похвалу.
Но посерев Теб-Тенгри остыл как все, и вскоре тело его запахло дурно. И если тот кого Хан считал лучшим такой же как остальные, то что тогда все…
Проскочив последнюю ступень, Чингиз остался с Небом один на Один без мнимого посредника и шаманской погремушки, что тщится изобразить гром. Все чаще и чаще Тот же знакомый с детства голос повторял странные (он никогда не слышал подобного) слова.
Бич Божий
Пройдет много времени, прежде чем странные люди в черных до пят одеяниях объяснят значение его внукам царевичам.
Слишком поздно многие поняли, что места для шуток не осталось ни в жизни Чингиза, ни в жизни того кто встал у него на пути. Чем выше тем холоднее и что страшнее того, когда на всей земле нет человека, способного приказать – остановись!
Чингисхан возглавлял коренные монгольские тумены, что ворвались в пастораль ферганских долин. Войны здесь не было давно и даже простолюдины успели обзавестись жемчужиной.
Свиту Повелителя составляли Сокету и Толун-Черби – братья Кокочу. Часто сваливший крупного зверя охотник, не расстается со шкурой.
Посматривая на покорных родственников шамана, монголы переглядывались, ворчали и шушукались, не сомневаясь впрочем:
Кто главный и кому благоволят Небеса.
А шаман.., что шаман. Руки у него, быть может и три, но хребет один.
Подписывайтесь на канал! Продолжение ЗДЕСЬ