Дом на юге Москвы. Панель девяносто третьего года. Балкон застеклён, но давно. Наташа сидит на кухне, как всегда, в серой кофте с вытянутыми локтями. Её лицо бледное, глаза усталые. Перед ней — стопка документов, рядом — пыльная чашка с недопитым чаем. За стенкой, как скребущий по нервам фон — смех сестры. — Ну, теперь это моя комната, и баста, — звонко, с напором, сказала Лиля, хлопнув дверью так, что осыпалась старая штукатурка в коридоре. — Не кричи, Паша спит, — тихо ответила Наташа, не поднимая головы от бумаг...

Он вошёл в ванную в тот момент, когда я стояла в халате и мазала ноги кремом. Без стука, как в свои времена. Только теперь у него на лице не было той уверенной усмешки «мужа в доме», а выражение, будто он зашёл в туалет в торговом центре, где не работает свет. — Ты всё ещё тут живёшь? — спросил он, не глядя на меня. Вот с этой фразы всё и началось. Не со скандалов, не с оскорблений, не с пепельницы в стену. С фразы, сказанной тоном полуводителя маршрутки. Я выпрямилась, смахнула с руки каплю крема...