Мраморная кухня пахла тоской, как будто само это холодное, стерильное пространство впитало все несказанные слова, слёзы, выдохи. Свет от встроенных светильников резал глаза, отражаясь в битом стекле — экран телефона раскололся, как скорлупа у яйца. Он лежал возле ножки барного стула, чуть в стороне, как свидетель чего-то интимного и болезненного, что произошло тут всего мгновение назад. Анна не двигалась. Её руки — тонкие, ухоженные, с ногтями телесного цвета — сжимали край кухонной стойки. На ней было вечернее платье: бархат тёмного винного оттенка, чуть спущенное на плечи...

–Только недолго и далеко не ходи! – донёсся из кухни голос мамы. – И чтобы к ужину уже был дома! – Хорошо, мам! – Мишка захлопнул за собой дверь и побежал вниз по ступеням. Дверь подъезда моргнула огоньком кодового замка, коротко пилимкнула и выпустила мальчишку в объятия вечера декабрьской улицы. Декабрь-то пришёл, да вот зима наступила только по календарю. Не было даже слабенького мороза, способного сковать льдом лужи, оставшиеся после недавнего дождя. Тусклый свет уличных фонарей отражался в них, напоминая о сырой и холодной осени...