Мария Петровна проснулась от лая. Не от злобного, тревожного — от какого-то странного. Растерянного что ли? — Дружок, ты что там? — пробормотала она, натягивая халат. За окном только рассветало. Серое ноябрьское утро, сырость, туман. Самое время для сна, а не для собачьих концертов. Выглянула во двор — и удивилась. Дружок сидел на крыльце. Сидел и смотрел на свою будку. Не лаял больше — просто смотрел. Как будто что-то высматривал. — Чего уставился? — крикнула Мария Петровна. — Иди в домик свой! Но пес даже головы не повернул...

Поливает, мочит, топит... Не июнь это вовсе. Обманули меня. Соседи на дачу не приехали. Умные... А мы с моей бабой Машей притащились! Нет, ну она-то с сыном Вовкой поссорилась. А я так, за компанию страдаю. Во-первых, меня забыли спросить, а во-вторых, даже если бы и спросили, я бы не отказал. Ну как я ее одну брошу? Вон, бредет через реки, текущие меж грядок. На мокрую курицу похожа. Притворяется, что выращивает что-то в этом болоте. Хочется высунуться в форточку и закричать: «Ау, баба Маша, хляби небесные разверзлись, канализацию наверху прорвало, не вырастет ничего у тебя...