#Владикавказ Фонтан "Сослан на чаше Уацамонга" (2007) — конечно же, по мотивам нартского эпоса, потрясающе красивые былины которого сказывали как бы не все народы Кавказа. Но немного по-своему, и с адаптацией имён к своим языкам: так, в Кабарде рассказывают про Сосруко, а в Чечне и Ингушетии — про Сеско-Солса. На русский это имя можно перевести как Гранитыч: по преданию, однажды красавица Шатана (ключевая фигура всего нартского эпоса) купалась обнажённой, и в это время к ней воспылал страстью случайный чабан. Полубогиня и колдунья заметила его, и своими чарами сделала так, чтобы он принял за её тело лежащий на берегу белый камень, а 9 месяцев спустя кузнец Курдалагон извлек из этого камня младенца и закалил его, словно меч, в огне и молоке волчицы. Кожа Сослана стала булатом — кроме колен, за которые кузнец его держал. Конечно же, после этого богатыря ждал яркий путь, хотя и далеко не все его поступки были героическими с точки зрения современной морали. Самой живой и человечный из нартов, споткнулся Сослан о слабый пол: так, 7 лет он добивался руки и сердца красавицы Бедухе из летающей башни, и хотя выполнял все данные ей испытания — раз за разом получал отказы из-за её отца Челахсартага. Которого в итоге, не сдержавшись, убил, а Бедухе взял силой, после чего она покончила с собой. В конце истории тоже оказалась купальщица — Дочь Солнца Ацырухс из Семиярусного замка, но только та, когда богатырь увидел её без одежды, сама позвала его в жёны. Однако за калымом, который выставили охранявшие её уаиги (циклопы), — листьями волшебного дерева, — Сослану пришлось идти в страну мёртвых, где он встретил Бедухе. И не внял её предостережениям не брать больше ничего: подобранные им вещи нашептали уаигам о незащищённых коленях, а Ацырухс, сочтя встречу с бывшей оскорблением, напустила на богатыря солнечное Колесо Болсага, под которым он и погиб. Ну а Уацамонга, или Нартамонга, которую хранил величайший род Алагата — это кавказский Грааль, чаша истины на нартовских пирах, перед достойными богатырями наполнявшаяся благоухающим вином, а перед лжецами — зловонной жижей. Танцевал правда Сослан не на чаше, а с чашей на голове, сумев не расплескать ни капли — и это явный символ сохранения веры. Сложно сказать, почему скульптор отступил от него. © Илья Буяновский