Даша вздохнула, медленно открыла глаза, прислушалась. В доме было тихо, так тихо, что можно различить звук тикающих на кухне, на первом этаже, часов. Алда скулила и то и дело тянула хозяйку за рукав пижамы, маялась, перебирала лапами, совала свой шершавый, мокрый язык Дашке к лицо, бросалась к двери, стучала по ней хвостом, потом возвращалась к кровати. Даша решительно отвернулось. Нет, она не пойдёт гулять. Сегодня надо выспаться! Непременно выжать из этого оцепенения в полусне все, что только можно! — Даша! Дашулька, встала? Нет? Пойдем! — услышала девушка из–за двери голос деда...

Начало тут Горе Алексея после гибели Анны было бездонным и тихим. Он не рвал на себе рубаху, не голосил на кладбище. Он просто угасал на глазах у всех. Ходил на работу механически, говорил с Беллой односложно, по ночам сидел на кухне в темноте, глядя в окно на черную громаду рощи, иногда разговаривал вслух с покойной женой. Люди в Подлесном жалели вдовца, приносили пироги, тихо качали головами:  — Не вынес, бедняга. Сердце разорвалось. И как же он теперь без Аннушки жить будет? – вздыхали бабы...