Я редкий журналист, который вообще ничего не знает о кандидате Даванкове. И не хочет знать. Как я не знала ничего о кандидате Надеждине. Зачем? Чем это знание меня обогатит? Самое интересное о Надеждине я узнала здесь, на Дзене - читатели рассказали, что когда-то тот якобы для развлечения купил жене рысь и заморил ее дома. Но, боюсь, про Даванкова знать придется: этот человек напирает на наше Купчино решительно. Особенно расходился у нас в округе, округ традиционно протестный, протестное МО и квартал, первый идущий под РЗТ. Реновацию, в общем... Может, и хороший дяденька. Но надоел за несколько дней. У меня ощущение, что я живу с Даванковым. Он смотрит на меня с каждой подъездной двери на пути в школу, фитнес-клуб, остановку. По пути к метро приходится пересекать границу округа - Даванков резко пропадает. Но в нашем округе он нас ждет на каждом углу, под каждым кустом. Активизировался гражданин, когда сняли Надеждина. Видимо, решили, что надо бросать все силы. Молодец, конечно, что так старается, но вот у меня уже ощущение, что он меня дома ждет. Тяжелый день, суд, перенос заседания, череда встреч, врач. Иду домой, дома семья. Но раньше семьи меня встречает Владислав Даванков. Как родной. Вижу его лицо - сразу чувствую, что дома. Потому что он у нас тут теперь везде. Кстати, это не фельетон. Так, делюсь наболевшим. Ни к чему не призываю, ничего не советую. О Владиславе Даванкове, без шуток, не знаю ничего. Только сейчас узнала, что он, вообще-то, зампред Госдумы (надо же, ничем не отличился) и прочитала, что был сооснователем Faberlic. Ах, вот кому мы обязана появлением в 2000-х приставучих фей с пузыречками? Ясно...

Прекрасный поэт из Донецка Анна Ревякина: Тут Вера Полозкова говорит трогательное... Что её старший сын мастерил бомбоубежища и т.д. Конструировал робота, который спасает людей. Немного моих воспоминаний из 2014... *** Когда моему сыну был год, в нашей квартире появился плюшевый пёс Тобиас, в быту – Тобик, по версии ребёнка – просто Тоня. Когда сын был маленьким, Тобик принимал самое активное участие в его жизни. Ребёнок брал его на прогулку, в любую поездку, он спал с ним и ел. *** Когда началась война, моему сыну было 10 лет – прекрасный возраст для того, чтобы разлюбить плюшевого пса из детства и выдворить его из постели на полку. Осенью 2014 года мне часто снилось, что снаряд влетает прямо в окно моей квартиры, в какое-то из окон, вспышка, всепоглощающий жар и всё вокруг становится черно, словно кто-то выключил свет. Смерть представлялась мне абсолютной чернотой. Мне было страшно спать в разных комнатах с сыном, я предложила ему спать вместе. И мы спали втроём – я, сын и Тобик. Очень часто, засыпая, я видела некие дремотные видения о том, как снаряд влетел в окно детской, но мы выжили, так как спали в другой комнате. Иногда мне виделось, что мы погибли, так как снаряд попал в нашу спальню, погибли вдвоём, но эта смерть вдвоём мне представлялась тогда благодатью, ведь нет ничего страшнее для мамы, чем выжить, если погиб её ребёнок. И нет ничего страшнее для десятилетнего мальчика, чем смерть его мамы. Через некоторое время обстрелы усилились, страшные «плюсы» совсем рядом с моим домом заставляли дрожать оконные стёкла. Чашки отплясывали на кухонных полках, люстры нервно позвякивали, рыбы в аквариуме метались и периодически выпрыгивали. Наш мир превратился в самый настоящий ад. Я ни разу не сказала сыну, что мне страшно, ни разу не заплакала при нём, я вообще почти не плакала тогда. Я всегда думала, что слабая, избалованная, но оказалось, что очень сильная. *** С января 2015 года мы перестали спать на кровати в моей спальне и начали спать за диваном в зале – я, сын и Тобик – мне тогда казалось, что диван защитит нас от осколков, если снаряд приземлится во дворе дома и вылетят стёкла. Мы спали за диваном на пушистом белом ковре, обнимая друг друга, и мы не знали, проснёмся ли завтра. В ту зиму я научилась молиться, ребёнок засыпал, я уходила на кухню, зажигала свечку перед иконой Святого Николая и молилась до тех пор, пока не прекращался обстрел. Я не писала стихов, не читала сводки, я просто сидела на кухне и молилась изо всех сил, потом возвращалась к сыну, ложилась рядышком, прислушивалась к его дыханию и ещё долго-долго молилась перед сном. *** В июне 2015 года мой сын попал под обстрел в районе посёлка шахты имени Абакумова. Там у нас дача. Меня не было с ним рядом. Он лежал в коридоре (там несущие стены) на матрасе в обнимку с Тобиком и плакал. Рядом с ним лежала его няня и тоже плакала, на улице рвались снаряды, и осколки падали на крышу дома, а после скатывались – дождь из смертоносных осколков. Обстрел продолжался около десяти часов. *** Я не буду писать о последствиях для здоровья моего сына после того обстрела, у меня нет на это права, но они были. И были очень серьёзными. *** Я спросила у сына через некоторое время: «Тебе было страшно?» Он ответил: «Нет, мне не было страшно, я просто лежал на полу в коридоре, прижимая к себе Тобика, и плакал, сам не знаю почему…» А ещё через несколько дней сын подошёл ко мне и очень серьёзно сказал: «Мама, если я умру раньше тебя, похорони меня, пожалуйста, с Тобиком!»