Алексей Гордеевич обнял дочерей. По очереди поцеловал пахнущие горьковатой ромашковой нежностью макушечки. Улыбнулся: косы у Натальюшки и Сашеньки – тёмно-русые… И венки из ромашек – обеим к лицу. -Дочушки мои!.. Вот как соскучился батянечка – в разлуке-то. Что ж вы, хорошие мои, – слушались ли маманюшку? Жалели ли её, не огорчали? Прилежно ли учились кройке да шитью? Наталья метнулась к сундуку, достала льняную косоворотку – белее снега, праздничную… а ворот и низ расшиты узорами красными. Бережно приложила к батянечкиной груди, перевела дыхание: - Впору...

Стеша от растерянности не находила нужных слов… Говорила сбивчиво: -Обмануть… вот так обмануть батюшку… Как же это, Софьюшка… Не смогу я… - Не сможешь? Отчего же не сможешь, – коли жалеешь меня, сестрицу свою единственную? Батюшкиного гнева боишься? - И гнева боюсь… И – нехорошо это: обмануть батюшку… Как жить потом – с таким камнем на сердце… - Не всё ли равно батюшке, чьё это дитё: моё ли… твоё! К тому же – вовсе не секрет, что из нас троих отец больше всего тебя любит! И он тебя простит, – пошумит, погневается… а там и простит...