Проходит еще минут двадцать, а потом впереди всё внезапно стихает. – Уходят! – крикнул кто-то из разведчиков. – Вижу, – проговорил лейтенант, не отрывая глаз от бинокля. – Так, может… – звучит нетерпеливый голос. Офицер отдаёт короткие команды. Валя, поняв, что они собираются пойти и проверить, жив ли Василёк, предложила: – Давайте я с вами? – Нет, жди здесь, – сказал лейтенант, как отрезал. Они ушли, но двигались не бегом, а короткими перебежками, от одного укрытия к другому, чтобы не попасть под шквальный огонь противника, если тот решил лишь мнимо отойти, а на самом деле устроил засаду...

Выбирались наверх медленно, осторожно. Дети щурились от света, даже от того тусклого, что пробивался в разбитые окна. Бой наверху не утихал, но бойцы, увидев детей, передали по цепочке, чтобы никто крепко не выражался. Постарались. Стиснули зубы, хотя по лицам было видно: очень хочется выплеснуть всё то, кипящее внутри, наружу – страшными, злыми словами в адрес нацистов, которые пёрли напролом, не считаясь с потерями. То тут, то там мелькали среди развалин их натовские шлемы, и стоило им показаться, как туда сразу летела свинцовая очередь или граната...