Хочешь гляди, а не хочешь, так не гляди: Я уродилась с огромной дырой в груди. И чтоб ночами от ужаса не кричать, Все родные решили не замечать. Доктор, порассмотрев на стене ковры, Через меня, сообщил мне, что нет дыры. Мама навешала елочной мишуры. Папа велел мне стыдиться своей хандры. Я лила в нее кофе, несла цветы, Чтобы как-то спасаться от пустоты. Я вставляла туда мужчин, подруг, Книги, идеи, работу и все вокруг. Складывала конфеты и шоколад Тоннами. А потом листовой салат. Мужа, ребенка, машину, свои мечты, Яркие безделушки, смартфон, кресты. Позже болезни. С надеждой смотря вокруг, Преданным взглядом, искала, ну где тот друг, Принц, целитель, гуру или святой, Кто мне поможет справиться с пустотой. Сразу была готова впустить любя Первого встречного, но не саму себя. Будто собака голодная в конуре, Будто бы нищенка у проходных дверей. Стыдно подумать, что делала, где спала С кем ночевала, что ела, о чем врала. Как наутро, сделав приличный вид, Всем говорила, что вовсе и не болит... В новеньких платьях, дыхание затая, Тайно мечтала, что я, наконец, - не я. Красила волосы в неисправимый цвет, Рьяно старалась нарушить любой запрет. Годы идут, и я снова ответ ищу. Радуюсь разному, и о больном грущу. Рая не будет. Но кажется, будто свет Светит мне в душу. И в ней говорит поэт. Ну а когда недостаточно света дня, Луч пробивается будто бы из меня. Через мою дыру, словно в лупу дней, Люди рядом видят себя ясней. Сами приходят и часто благодарят. Вечно в нее мне что-нибудь говорят. Дети целуют краюшки пустоты, И доверяют мне тайно свои мечты. Кто-то (вот это истинно удивил!) Даже признался моей пустоте в любви. Как-то художник пришел и, разинув рот, Мне говорил, что не видел таких пустот. Кто-то заметил, что тихая пустота Всех принимает о объятия. И тогда В ней происходит чудо. И если встать, Не шевелясь, начинает нас исцелять. Я бы хотела сказать вам, что все ништяк, И что дыра затянется просто так. Но вы простите, я точно не буду врать, Я не знаю, как мне её залатать. Мудрые говорят, к сорока годам, Там, на месте дыры, остается шрам. Если погода к нам, смертным, благоволит, То он почти не ноет и не болит. Может быть по прошествии многих дней Я успокоюсь и стану чуть-чуть мудрей. Даже однажды пойму, что дыра и грусть Точно размером с Бога. И улыбнусь. Точно размером с душу. И, не спеша, Я осознаю, что это и есть душа.