Тот вечер был соткан из тишины и осенней прохлады. Анна, задержавшись в библиотеке с годовыми отчетами перед строгой проверкой, шла через сквер короткой дорогой домой. Воздух был густым и влажным, пах прелыми листьями, дымом из далеких труб и чем-то горьковато-пряным, что приносит с собой поздний октябрь. Фонари отбрасывали на землю неровные круги света, в которых медленно кружилась листва. В этом мире, состоящем из полумрака и тишины, она чувствовала себя своей – такой же приглушенной и немного грустной...

Иногда Анне казалось, что её жизнь — это чужая, не её шкура, натянутая на неё для потехи. Она честно носила её все эти годы: жена фронтовика, мать, хозяйка. А под ней жила другая — измученная одиночеством и тихим отчаянием. И в то знойное лето 1942-го чужая шкура вдруг лопнула, выпустив на свободу чудовище, способное на предательство. Тот июнь в Малогорке выдался на редкость знойным. Воздух над деревенскими улицами дрожал от жары, пыльная дорога мягко утопала под босыми ногами, а с речки доносился смех ребятишек...