Дом на Сиреневой стоял тихий, будто прислушивался к собственному возрасту. Панелька старая, но упрямая, с облупленной краской на подъезде и запахом сырости, который зимой держался до мая. Я всегда говорил: этот дом — как живой. Он знает людей по шагам, по кашлю, по тому, как хлопает дверь их квартиры. И в этом доме был один странный закон: когда стемнеет — горят все окна, кроме одного. Квартира №7. Тот тёмный прямоугольник второго этажа, будто провал в стене. Вечерами он смотрел на весь подъезд черной, голодной дырой...