Я смотрела на свои руки. Красные, пересохшие, с трещинами у суставов — они выглядели так, будто принадлежали не молодой женщине, а уставшей прачке из старого фильма. Когда-то я гордилась ими: длинные пальцы, ухоженные ногти, нежная кожа, всегда аккуратный маникюр. Мои подруги шутили, что у меня «пальцы пианистки», и я действительно ощущала их частью своей женской красоты, частью своего достоинства. Теперь эти руки были доказательством другой жизни. Жизни, в которой я будто стала прислугой в собственном доме...

Утро в квартире Маруси начиналось не с кофе и планов, а с писка будильника и запаха капельницы. Гул старого холодильника в кухне перебивал даже голоса с улицы — где-то за окном уже кипела жизнь, чужая и неведомая. Она лежала на узкой кровати под одеялом с выцветшими розами и слушала, как бабушка в соседней комнате шаркает тапками, как всегда — строго по графику. — Вставай уже, Маруся, сколько можно нежиться, — послышался голос, терпеливо-упрямый, как в любой день, когда не требовалось ничего объяснять...