Я проснулась не от звука, а от тишины. Той странной, натянутой, как проволока, тишины, когда в квартире что‑то идёт не так. За окном висела густая, зимняя тьма. Я автоматически потянулась к телефону — 3:07. Никаких уведомлений, ничего необычного. Только в кухне, за стенкой, едва слышно шуршало: стул, по‑видимому, скользнул по линолеуму, и кто‑то тихо уселся. В туалет он никогда так не ходил — босиком, шаркая тапками, всегда цеплялся за коробку с обувью. Я знала его звуки наизусть за двадцать пять лет брака...

— Папа, а почему ты с тётей Леной спишь в одной кровати? — сказал Славка так просто, как будто спросил, почему в супе плавает укроп. Я даже не сразу поняла смысл. Я услышала только: “папа”, “тётя Лена”, “кровать”. И вилку в руке — как чужую. Она зависла над тарелкой, и на вилке дрожал кусочек картошки, будто тоже сейчас всё поймёт и упадёт. Андрей — мой муж — застыл у плиты. Плечи напряжённые, спина ровная. Такая спина бывает у людей, которых поймали на месте преступления, но они ещё пытаются делать вид, что просто пришли за хлебом...