Вкус яда я узнал сразу, как только проглотил первую ложку горячего варева. Этот вкус ни с чем не спутаешь — металлический, вяжущий привкус на корне языка, словно лизнул ржавую батарейку. Мы называли это «цинковой смертью». Я замер, не донеся ложку до рта второй раз. Желудок, измученный недельной голодовкой, сжался в предчувствии беды. Я медленно поднял глаза на человека, сидевшего напротив меня за грубым деревянным столом. Его звали Глеб. Мы были заперты снегопадом на дальней метеостанции — только я и он...