— Подпиши, чего ты упираешься, — голос Павла дрогнул, но он пытался сделать его твердым. — Ну не чужой же я тут. Надя стояла у окна, прижимая к груди папку с документами так, будто там лежал не простой договор, а что-то живое, упрямо бьющееся. — Еще раз мне эту бумагу под нос подсунь, — тихо сказала она, не оборачиваясь, — и я сама тебе дверь открою. В обе створки. Кухня сразу будто съежилась. Холодильник затарахтел громче, капли из плохо закрученного крана зазвучали отчетливее. Павел сглотнул, сжал и разжал пальцы...

Вечер затянулся серой, унылой пеленой. За окном медленно гасли огни многоэтажек, а в большой кухне, пахнущей еще ужином и сладким чаем, висело невысказанное. Алексей отодвинул пустую чашку, и скрежет фарфора по столу прозвучал невыносимо громко. — Ир, а давай все-таки обсудим, — его голос прозвучал слабо, почти съежившись под тяжестью предстоящего разговора. Ирина, стоявшая у раковины, замерла. Спиной она почувствовала это «обсудим». Она медленно вытерла руки и обернулась, прислонившись к столешнице...