Утро в квартире Маруси начиналось не с кофе и планов, а с писка будильника и запаха капельницы. Гул старого холодильника в кухне перебивал даже голоса с улицы — где-то за окном уже кипела жизнь, чужая и неведомая. Она лежала на узкой кровати под одеялом с выцветшими розами и слушала, как бабушка в соседней комнате шаркает тапками, как всегда — строго по графику. — Вставай уже, Маруся, сколько можно нежиться, — послышался голос, терпеливо-упрямый, как в любой день, когда не требовалось ничего объяснять...

Когда я захожу в дом с зеркалами, я сразу становлюсь тише. Как будто они не просто отражают, а запоминают. Что-то там, на стеклянной грани, чуть-чуть дрожит. И ты не знаешь — это отблеск окна или дыхание того, кто смотрит в ответ. В этот дом я пришёл не к человеку — к коту. Меня позвала Ирина Геннадьевна, лет шестидесяти, с аккуратной прической, газетой на подоконнике и вечно кипящим чайником. Кот у неё был один — серо-полосатый, как осенняя лужа в пасмурный день. Звали его Фома, и жил он тихо. До недавнего времени...