Дождь хлестал по стеклам, словно кто-то велел ему выстукивать свою горькую симфонию именно в этот вечер — будто в нарочитой насмешке над избитым унылым бытом старого панельного дома. Валерий полулежал в своем кресле — несуразном, тяжелом, таком же усталом, как и он сам, — и смотрел в одну точку. Тихо скрипела у печки Галина, её движения были отрешённые, хозяйственные, но с той особой тревожной дрожью, которая живёт в женщинах, прошедших через многое. Иногда она поглядывала в окно — будто там, за...