Кухня тонула в мягком полумраке. Лампочка под абажуром не горела — Марина предпочитала слушать тьму. За окном висела неподвижная зимняя ночь: снег лениво кружился в свете фонаря, будто медлил коснуться земли. На столе, в полумраке, поблёскивала кружка с остывшим чаем, на блюдце — ломтик лимона, сморщенный и почти прозрачный. Она сидела, подперев щёку ладонью, и слушала. Слушала тиканье старых настенных часов, которые достались ей от бабушки. И — сквозь стены — голоса. В соседней комнате муж тихо говорил по телефону...

Когда Иван запустил курицу в темное окошко избы, он ожидал услышать проклятия. Вместо этого раздался тихий, хриплый стон – словно раненый зверь застонал в капкане. И тогда Борис увидел ее глаза. Желтые. Горящие. И понял: они только что разбудили нечто страшное. Лето 1935-го в Куроплино стояло знойное, пыльное. Воздух над полями колыхался маревом, а запах нагретой солнцем смолы, навоза и спелой ржи висел плотной пеленой. По переулку, утопая в рыжей пыли по щиколотку, шли двое: Иван, сын председателя...