Я стоял на ступенях райсуда и чувствовал, как внутри всё ликует. Наконец-то. Наконец-то я взял своё. Дом — тот самый, с резными наличниками и старой верандой, где мы с Олькой росли, — теперь мой. Только мой. Судья зачитал решение монотонно, будто диктовал список продуктов, а я едва сдерживал улыбку. Ольга сидела напротив, бледная, с красными глазами. Она даже не смотрела на меня. Просто уткнулась в платок и молчала. Пусть. Пусть поплачет. Я тоже когда-то плакал — когда родители при жизни всё ей отдавали: внимание, заботу, тёплые слова...

Елена стояла у плиты и жарила котлеты на ужин для четверых. Пятьдесят два года, спина ноет после восьми часов за компьютером, а впереди ещё посуда, стирка и укладывание трёхлетней внучки. Из комнаты доносился голос зятя Сергея. – Алин, я же говорю, это не просто работа. Это продажа души системе. Я не могу писать тексты для рекламы памперсов. У меня есть принципы. Дочь что-то отвечала тихо. Елена сжала зубы. Принципы. У него принципы не позволяют зарабатывать, зато позволяют жить на тёщину зарплату и планировать второго ребёнка...