Утро в доме Иволгиных обычно начиналось с начиналось с мягкой, бархатной, наполненной смыслом тишины. Звук кофемашины, тихое жужжание робота-пылесоса, запрограммированного на десять тридцать, – симфония контролируемого быта. Алексей Иволгин, заложив руки за голову, стоял у панорамного окна своей квартиры на двадцать втором этаже. Внизу копошился город, а здесь, в этой стеклянной крепости, было спокойно и тепло. — Лен, ты видела новый отчет по дивидендам? — спросил он, не оборачиваясь, следя, как крошечная машинка внизу пытается втиснуться в невидимую ему парковку...

В глазах свекрови не было ни страха, ни стыда. Только мутная, химическая злоба. Она шагнула ко мне, протягивая руку с длинными, хищными ногтями. — Отдай, сказала! Ты не имеешь права рыться в моих вещах! Я сыну расскажу, какая ты крыса! Я не отшатнулась. Наоборот, выпрямилась. Страх исчез, уступив место холодной, злой логике. Передо мной стояла не «вторая мама», а источник повышенной опасности. Угроза моему ребенку. Финансовая дыра. — Это не лекарство, Регина Львовна, — я говорила спокойно, но так жестко, что она замерла...