Звонок в дверь прозвенел коротко, как иголка — будто проверил, жива ли в доме тишина. На коврике уже оттаивали следы чьих-то ботинок: снег превращался в блёклые лужицы. На кухне шипел чайник, пахло мандариновой кожурой и свежим хлебом. Надежда вытерла руки о полотенце и крикнула в коридор, не скрывая улыбки: — Открой сама, Верочка! У меня руки в муке. Дочь вспорхнула из комнаты — тонкая, нервная, нарядная, как школьная тетрадь в новой обложке. Дверь распахнулась, и в прихожую шагнул юноша со скромным букетом...

Последний лист ноябрьского календаря висел криво, приклеенный на кусочек скотча. Алексей Петрович смотрел на него, не видя. В ушах стояла тишина, только тикали старые часы на стене. Он несколько раз ловил себя на том, что читает один и тот же номер — «30» — будто пытаясь понять, что именно в этом числе спрятано такого, что перевернуло ему жизнь. Ничего, конечно, в нём не было, кроме клейкой полоски и серого картона. Но то, как материно «я всё решила» соприкоснулось с этим цифирным прямоугольником,...