Нож в руке Алёны казался ледяным. Он словно был продолжением того холода, что сковал ее изнутри, когда до ушей донеслись ядовитые слова свекрови. «Городской фифе… крылышки пообломаем… покажем, кто в доме настоящий хозяин…» Она не шелохнулась. Стояла, глядя в одну точку на яркий узор кухонной клеенки, и слушала, как кровь стучит в висках. Ярость, холодная и острая, как этот самый нож, вытеснила и страх, и обиду. Наивная вера в то, что люди могут измениться, что можно договориться, рассыпалась в прах...

Свекровь, которая два дня назад кричала моему мужу в трубку «Твоя жена — воровка!», теперь стояла передо мной, пряча глаза, и умоляла о прощении. А я смотрела на нее и вспоминала, как мой мир рухнул в один миг. Меня обвинили в краже, самый близкий человек — муж — отвернулся со словами «мама врать не станет». Они думали, что сломали меня. Но они не знали, что я превратила свою боль в холодный расчет и начала собственное расследование, где главной уликой стала всего одна деталь на руке человека с записи видеонаблюдения...