Стоя на пороге, Дарина ощутила легкий толчок в спину — не грубый, но решительный. Шагнула вперед, нехотя, чувствуя, как каждая клетка ее тела сопротивляется входу в это чужое пространство. — Заходи, заходи, не стесняйся. Чего у порога топчешься, как чужая какая? — голос отца звучал натянуто-бодро. — Теперь это твоя комната. Осваивайся. Она впилась глазами в интерьер, и первое, что пришло в голову — «кукольный домик». Все было слишком новым, слишком стильным, слишком бездушным. Широкое панорамное окно в тяжелых портьерах цвета запекшейся крови...

Ноябрь в этот год вел себя так, будто мстил всему городу за что-то древнее. Ветер не просто холодил — он вгрызался, находя каждую прореху в старых пальто, каждую складку чужой усталости. На остановках согбенно стояли люди, напряжённые, словно им приходилось держать не сумки, а собственную жизнь, которая скрипела под тяжестью зимы. Среди них — один старик. Внешне незаметный, на фоне серого дня он выглядел частицы этого пейзажа: низкая, упрямая фигура в драповом пальто, когда-то добротном, теперь — почти тряпичном...