Стоя на пороге, Дарина ощутила легкий толчок в спину — не грубый, но решительный. Шагнула вперед, нехотя, чувствуя, как каждая клетка ее тела сопротивляется входу в это чужое пространство. — Заходи, заходи, не стесняйся. Чего у порога топчешься, как чужая какая? — голос отца звучал натянуто-бодро. — Теперь это твоя комната. Осваивайся. Она впилась глазами в интерьер, и первое, что пришло в голову — «кукольный домик». Все было слишком новым, слишком стильным, слишком бездушным. Широкое панорамное окно в тяжелых портьерах цвета запекшейся крови...

— Я всегда знала, что ты воровка. Где моя золотая брошь? Звук, с которым Татьяна Петровна захлопнула дверцу моего шкафа, был похож на выстрел. Я стояла в проеме спальни, держа в руках поднос с остывающим чаем, и чувствовала, как по спине, прямо между лопаток, стекает холодная капля пота. В нашей квартире пахло валерьянкой и тяжелыми духами «Красная Москва», которые свекровь носила как броню. Она не просто искала. Она уничтожала мой порядок. Мои аккуратно сложенные кашемировые джемперы были вывернуты наизнанку и брошены на пол, коробки с обувью вскрыты...