Нина перестала считать дни с того вечера, когда серая лента дороги проглотила голос, смех и шаги ее мужа. В первое время она вставала по будильнику, принимала душ, завязывала волосы и распахивала окно, как делала всегда — будто точные действия могли повлиять на время, затормозить воздух, вернуть его. Потом будильник перестал звучать. Потом перестала открываться форточка. Потом затянулась пыль на фотоаппарате. Она сидела на краю дивана, держала камеру двумя руками, как кувшин с водой, и слушала пустоту...

Советская пропагандистская машина создала монументальный образ: Максим Горький — гениальный пролетарский писатель, вышедший из самых низов, бессребреник, чуть ли не босяк, ставший голосом обездоленных. Картина красивая, идеологически выверенная и имеющая к реальности примерно такое же отношение, как лубок к документальной фотографии. На самом деле Алёша Пешков, хоть и познал в юности немало лиха, никогда по-настоящему не бедствовал, а уж став Горьким, и вовсе превратился в одного из самых коммерчески успешных литераторов своего времени, умело конвертируя талант в полновесные золотые рубли...