— А ты что думала, — хмыкнул муж. — Я врал тебе тогда? Я же сказал, что не люблю детей! Лара всхлипнула: — Миш, как можно не любить родного сына? Свое продолжение? Ты ведь его даже по имени никогда не зовешь… Какой он тебе «этот»?! Тёмка, годовалый бутуз с перемазанным кашей ртом, выронил из рук погремушку. Малыш на секунду замер, набрал в легкие побольше воздуха и выдал сирену такой мощности, что у его матери, Лары, зазвенело в ушах. Она рванула к стульчику, подхватила сына на руки и посмотрела на мужа...

— Почему твоя мама переклеила обои в нашей спальне и выкинула мои шторы, пока мы были в отпуске? Я давала ей ключи только поливать цветы! Паша, почему ты молчишь и говоришь, что мама хотела как лучше? Это мой дом, а не полигон для её вкусов! — голос Вероники не срывался на визг, он звучал глухо и страшно, словно скрежет металла по стеклу. Она стояла посреди комнаты, не выпуская из рук ручку чемодана, и смотрела на то, во что превратилась их спальня. Десять дней назад, когда они уезжали в аэропорт, стены здесь были благородного, сложного оттенка «грозового неба»...