Тяжелая входная дверь с глухим стуком захлопнулась за спиной. Катя медленно, будто каждое движение давалось с трудом, сняла туфли на высоком каблуке и поставила их на скользкий паркет в темноте прихожей. Тишина в квартире была обманчивой. Из-за приоткрытой двери на кухню лился теплый свет и доносился приглушенный, но оживленный женский смех. Не тот, что рождается от хорошей шутки, а тот, что звучит фальшиво и натужно, когда люди пытаются заполнить неловкую паузу. – Ну наконец-то, дочка, а то мы...

— Я не буду это готовить! Вера швырнула кулинарную книгу на столешницу так, что задребезжали чашки в сушилке. Максим вздрогнул, отрываясь от телефона. За окном кухни серел ноябрьский вечер, и в стекле отражалась её фигура — напряжённая, с руками на бёдрах. — Верунь, ну пожалуйста… — начал он примирительно. — Это всего лишь оливье и селёдка под шубой. Полина всегда их любила. — Пусть сама себе любит! — отрезала Вера. — Я три года терплю её комментарии про мою еду, про то, что я тебя «морю голодом» своими салатами из рукколы...