Анна разглядывала свое отражение в огромном окне, за которым медленно гас петербургский вечер. Золотые шпили и мокрый асфальт сливались в размытую акварель. В отражении она видела не свою гостиную в пастельных тонах, а призрак самой себя – тридцатипятилетнюю женщину, у которой, казалось, есть всё. И всё это было сделано из хрусталя: прекрасное, прозрачное и невероятно хрупкое. — Опять у окна стоишь? – мягкий голос мужа вывел ее из оцепенения. Сергей подошел сзади, обнял ее, прижав подбородок к ее виску...

Врач вынес мне смертный приговор, а свекровь потребовала явиться на ее юбилей. С улыбкой и подарком. Я сидела за роскошным столом, механически поднимала бокал за ее здоровье и мысленно прощалась с мужем, с жизнью, со всем миром. Я ненавидела ее за этот пир во время моей личной чумы. Но когда в разгар веселья раздался звонок, и врач сообщил о чудовищной ошибке в анализах, я впервые за два дня смогла дышать. Эйфория была недолгой. Лишь позже, случайно найдя в ее спальне такой же белый лист, но с ее именем, я поняла, куда более страшную тайну...