Зоя Семеновна всегда приходила в «Горжетку» на полчаса позже других «девочек». Она на ходу стягивала с красной от жары шеи шарф, отдувалась и пучила глаза, медленно, грузно ставила отекшие ноги на только что вымытый кем–то пол, проходила мимо охранника Вадика, потом двигалась между рядами навешанных шуб и дубленок к служебному помещению. — Приветствую! — вставал по струнке Вадик, быстро поправлял воротничок безупречной рубашки, как будто Зоя Семеновна — генерал, а он — так, рядовой, пороха не нюхал, и уже чем–то провинился...

Самое первое воспоминание Анны было не о тепле материнских рук и не о сладком запахе новогодних мандаринов. Оно было колющим, леденящим, отпечатавшимся на изнанке души шрамом, который будет ныть всю жизнь. Ей было шесть лет. В аккуратный, вылизанный до стерильности мир детского дома, пахнущий казенной кашей и хлоркой, впустили кусочек иного, внешнего мира в лице родной тёти. Женщина с лицом, изможденным вечной борьбой за существование, смотрела на маленькую Аню испуганно-виноватым взглядом. Она...