Зоя Семеновна всегда приходила в «Горжетку» на полчаса позже других «девочек». Она на ходу стягивала с красной от жары шеи шарф, отдувалась и пучила глаза, медленно, грузно ставила отекшие ноги на только что вымытый кем–то пол, проходила мимо охранника Вадика, потом двигалась между рядами навешанных шуб и дубленок к служебному помещению. — Приветствую! — вставал по струнке Вадик, быстро поправлял воротничок безупречной рубашки, как будто Зоя Семеновна — генерал, а он — так, рядовой, пороха не нюхал, и уже чем–то провинился...

Не плакать было совершенно невозможно, поэтому в квартире Волковых слёз не было только на закалённом жизнью кактусе, обладающем, как видно, стоическим характером. -Два года! Где же ты был, родной? -Он же тебе сказал, что ничего не помнит! -Да, но где же так можно было исхудать! И волосы как отросли, и борода. -Да какая разница, сбреет, пострижется – это неважно! Да что ж ты так рыдаешь-то? Ведь уже всё хорошо! -А сам? Ты же сам слёзы вытираешь! -Не выдумывай, это просто, просто… В глаз что-то попало… В оба...