— Не понимаю, что за нужда одному туда ехать? — голос матери звучал мягко, но в нем явственно проступала тревога. — Всегда же с товарищами на охоту ходил. Почему на этот раз один? Данил почему не может? Мать стояла в дверях гостиной, обняв себя за плечи, словно в прохладном осеннем доме было по-настоящему холодно. Ее взволнованный взгляд был прикован к спине сына. Степан, стоя у зеркала в прихожей, чесал отросшую за отпуск щетину. На нем уже был надет поношенный камуфляжный костюм, от которого пахло дымом и прошлогодней листвой...

Все началось с чашки. Вернее, с липкого, коричневого кольца, которое она оставила на белой столешнице из искусственного камня. Я вытирала ее уже в третий раз за утро, а она появлялась снова, как упрямое родимое пятно. Лёшкино клеймо. Знак его присутствия в моем идеальном, выстроенном по линеечке мире. — Лёш! — мой голос, как я и хотела, прозвучал не раздраженно, а устало-заботливо. Это был мой фирменный тон, отточенный годами материнства. Тон праведной мученицы. — Ты опять поставил чашку без подставки!...