— Ой, всё, темнеет в глазах... Кажется, температура поднимается. Тридцать восемь? Тридцать девять? Сорок? Боже, я уже не чувствую ног! Я лежу с температурой, еле живой, а ты к подруге на девичник собралась? — возмущался Кирилл, натягивая одеяло до подбородка и театрально прикладывая ко лбу тыльную сторону ладони. Марина закатила глаза, не отрываясь от зеркала. Помада застыла в миллиметре от её идеально очерченных губ. — У тебя тридцать семь и два, — произнесла она с интонацией опытного патологоанатома...

Мне казалось, что тишина это мягкая подушка, на которую можно валиться после любого дня. Ошибся: тишина оказалась камнем, спрятанным в наволочке. С ней удобно до поры, а потом она ломает скулы. Мне — буквально. Жизнь была аккуратно заправленной постелью: две подушки, одеяло без складок, одноразовые ссоры «по делу». Я возвращался с работы, ставил кружку на тот самый круглый след на столе и проваливался в свой уютный прямоугольник из света: монитор, джойстик, наушники, цифровой бой без крови и ответственности...