Дверь надо бы смазывать, я все собиралась и забывала. Она так скрипит, когда её открывают, что даже если человек старается войти тихо, дом всё равно знает. В тот вечер я услышала сначала щеколду, потом этот тягучий, как старое молоко, звук. И ещё запах мокрого пальто — непривычный, чужой и знакомый одновременно. Я вытерла руки о полотенце — я разбирала бельё: носки, детские футболки, пижама с затяжками, — и вышла в прихожую. Пальто село по плечам хуже, чем раньше. Лицо постарело неравномерно: возле глаз — тонкие морщинки, у рта — две резкие складки, как от прищепок...

Утро выдалось на редкость спокойным, спала так, что пушкой наверное не разбудишь. Как только зазвучало позитивное будничное Рококо будильника, к подушке притопала Чуня. Нависнув надо мной, она намекнула, что кошечка ждёт уже непозволительно долго своего завтрака. А в ответе за эту несправедливость конечно хозяйка, дрыхнущая до сих пор под теплым одеялом. Пока тут имеются голодные и холодные. Сгребла Чушку к себе, получу с утра заряд шерстяных эндорфинов. Полежав немного, Чуня начала жалобно укать, ну это уже крайние меры психологического воздействия...