— Паша, ты что творишь?! — Аня стояла посреди комнаты с телефоном в руке, и её голос дрожал от смеси ярости и отчаяния. — Восемнадцать тысяч! Ты перевел ей восемнадцать тысяч! Паша замер в дверях, ещё не успев снять куртку. Усталость после двенадцатичасовой смены на стройке мгновенно сменилась настороженностью. — Ань, я могу объяснить... — Объяснить?! — Аня ткнула пальцем в экран телефона. — Я сейчас пыталась заказать смесь для Игната, а денег нет! Понимаешь? Нет! Потому что ты половину зарплаты снова отправил своей матери! Из соседней комнаты донесся отчаянный крик младенца...

«Мой сын не будет жениться на сироте без роду и племени!» — голос Тамары Игоревны, острый и холодный, как лезвие гильотины, обрубил хрупкую надежду Анны. Это была не просто фраза, а приговор, вынесенный с безапелляционной жестокостью. Дверь из массива дуба, украшенная позолоченной фурнитурой, с глухим, дорогим стуком захлопнулась прямо перед ее носом, отсекая ее от света, тепла и человека, которого она любила. Анна осталась одна в просторном, отделанном мрамором подъезде, где гулкое эхо повторило...