Лежать на холодном, упругом от того, что вчера всё подтаяло, а сегодня только–только начало подмораживать, снегу показалось даже приятно. Внутри было горячо, рвалась наружу, пульсировала в висках кровь, ныло в груди, лицо горело, а во рту всё пересохло. Я зачерпнул ладонью горсть снега, медленно, как полупарализованный, еле–еле разведя зубы, положил комок белой влаги в рот. На языке стало приятно, но всё портил привкус металла. Кровь сочилась из разбитых десен, заставляла кашлять и глотать её. Сил на то, чтобы перевернуться и сплюнуть, не было...

— Доброе утро. Вы какими судьбами в нашу богадельню? Добровольно или детишки неблагодарные подсуропили? Она посмотрела на него, размышляя, стоит ли отвечать, и наконец кивнула: — Добровольно. — А зовут вас как? Смотрю, вы за месяц ни с кем так и не подружились. Я — Федор Ильич. Тоже почти «доброволец». — Татьяна... Татьяна Петровна, — представилась и замолчала. Будто выглянула в окошко и снова задернула шторы. «Она, наверное, мечтает, чтобы я отстал, — подумал Федор Ильич. — Зря. Я настойчивый». — Может, побеседуем? Я отличный слушатель, например...