Как благодарна за то, что в мире Я на земле живу, как в раю! И что стреляют у нас лишь в тире, Но больно слышать мне про войну. Так много лет по земле петляя, То там, то тут вновь идёт война. Земля большая, но ведь живая! И злобу чувствует всю она! Как долго будет так продолжаться? Придут ли мирные времена? Так хочется этого дождаться, Была везде чтоб любовь одна! Чтобы по всей матери-планете Цвели сады, чистый небосвод! Чтоб в семьях счастливы были дети. Скажи мне, Бог, время то придёт? Я образ вижу перед глазами: Земля на несколько лет вперёд...

Обещание, данное умирающей подруге, тяжелее любого креста. Особенно когда на дворе июнь 1941-го, а в твоих собственных двадцать три года нет ни кола ни двора. Но глядя в мутные глаза Марфы и слыша за спиной сдержанный всхлип её детей, Анфиса поняла: назад дороги нет. Её слово теперь — закон, который ей предстоит нести через всю войну. Шёл июнь 1941-го, но в избе Марфы Каретниковой от неподвижного, густого воздуха казалось, что время остановилось. Запах болезни — смесь сухих трав, варёной картошки и чего-то тяжёлого, приторного — въелся в бревенчатые стены...