Обед продолжался. Или, вернее, пытка едой. Отец опрокинул уже третью рюмку и распалялся от собственной безнаказанности. Водка ударила ему в голову, развязав язык окончательно. Он уже прошелся по «тупой молодежи», по «разваленной стране» и вернулся к любимой теме — месту женщины в пищевой цепи. — Вот ты, Максим, — вещал он, размахивая вилкой с насаженным куском мяса. — Ты бабу в узде держи. Чуть слабину дашь — на шею сядет. Вон, посмотри на мою. — Он тыкнул вилкой в сторону мамы, которая сидела на краешке стула, даже не притрагиваясь к еде...