Она оставила его в детском доме в самый лютый мороз. Не потому что не любила. А потому что любила слишком сильно. Ей было девятнадцать. Волосы — каштановые, но выгоревшие на солнце до медного оттенка. Глаза — серые, как утренний туман над рекой. Лицо — ещё детское, несмотря на усталость, въевшуюся в кожу вокруг глаз. Она стояла у ворот детского дома №7, сжимая в руках старый плед, в который завернула мальчика. Ему было три месяца. Он спал, прижав кулачок к щеке, и во сне тихо посапывал, будто мурлыкал...

Ольга Петровна сидела в кабинете нотариуса, сжимая в руках старый конверт с завещанием. За окном моросил осенний дождь, и капли стекали по стеклу, словно слёзы. Ей было шестьдесят восемь лет, но в этот момент она чувствовала себя намного старше. Нотариус, молодая женщина в строгом костюме, внимательно изучала документы. — Вы уверены, Ольга Петровна? — спросила она, подняв глаза. — Это серьёзное решение. Исключить невестку из завещания означает лишить её всех прав на наследство. — Я уверена, — твёрдо ответила Ольга Петровна, хотя внутри всё сжималось от боли...