Стоишь в очереди к терапевту. Вдруг сзади: «Кто крайний?». И хотя мы интуитивно понимаем, что человек просто хочет узнать, за кем ему встать, лингвистически подкованная часть мозга тихонько возмущается: «Ну, блин, как же так? Ведь по-русски нужно спрашивать «Кто последний?». Почему мы так говорим? Почему «крайний» прочно закрепилось в лексиконе, хотя с точки зрения литературных норм это слово здесь совершенно не к месту? Один из самых распространенных мифов – это убеждение, что слово «последний» обязательно несет в себе негативную окраску...

Мне всегда было интересно наблюдать, как эпоха накладывает отпечатки на язык, и как тот видоизменяется у нас на глазах, стирая одни смыслы у слов и наделяя их другими. С появлением интернета, как рупора, доступного всем слоям населения, в язык прочно начали входить жаргонизмы из совершенно разных сфер и социальных сред. Например, мы перестали говорить "садитесь", так как "сидят в тюрьме", а люди на стул "присаживаются". Это довольно яркий пример того, как устоявшееся сочетание слов "сесть в тюрьму" выдавливает основной смысл слова "сидеть"...