Ночь в нашей московской многоэтажке всегда звучит одинаково: гул лифта где‑то в шахте, редкая машина под окнами, ровное шипение батарей. В спальне темно, только полоска света от фонаря разрезает потолок. Андрей дышит рядом ровно, чуть громче обычного. Я лежу, уставившись в темноту, и знаю: он не спит. У него никогда не бывает бессонницы просто так. Тихий вибро‑звонок режет тишину. Андрей дергается, аккуратно вытаскивает телефон из‑под подушки и, будто я глухая, шепчет: — Алло… Да, можешь записывать… Номер карты… Он начинает диктовать цифры...

— Я стояла под окнами и всё слышала! — воскликнула Светлана, резко распахнув дверь и влетев в дом. Её лицо пылало, глаза метали молнии, а пальцы так крепко сжимали ремешок сумки, что побелели суставы. Капли дождя, ещё не успевшие высохнуть, блестели на её плечах, словно россыпь крошечных зеркал. Ольга, сидевшая в гостиной с чашкой чая, вздрогнула и едва не выплеснула напиток на скатерть. Она машинально поправила салфетку, пытаясь скрыть волнение. — Света?.. Что случилось? Ты почему такая… взвинченная? Светлана не села — рухнула в кресло напротив, отбросив сумку в сторону...