До поздней ночи я убиралась в квартире. До поздней ночи искала его вещи и находила то носок, то галстук. Но у Владика было мало вещей, он же мужчина. Всё зимнее тихо перевез, даже не заметила. Всё осеннее тоже, остались только старые куртки, которые давно хотели отнести на мусорку. Вот так, с носком в одной руке и галстуком в другой я и легла спать, держа их, как остатки моего мужа. Не останки, а остатки. Не объедки, а остатки… А он такой запомнился смущенный, измученный... — Как давно вы встречаетесь,...

— Чемодан не застегивается, потому что ты положил туда свой сварочный аппарат. Миша, мы едем на турбазу, а не восстанавливать цивилизацию после апокалипсиса. Полина с усилием вдавила крышку старого, еще советского, но добротного чемодана. Молния, взвизгнув, поползла вперед, но на повороте застряла. Полина выпрямилась, отдула со лба непослушную челку и посмотрела на мужа. Михаил стоял у окна, глядя на серую московскую слякоть, которая в ноябре притворялась зимой. Он был похож на большой, надежный шкаф, который кто-то забыл переставить...