Все началось с чашки. Вернее, с липкого, коричневого кольца, которое она оставила на белой столешнице из искусственного камня. Я вытирала ее уже в третий раз за утро, а она появлялась снова, как упрямое родимое пятно. Лёшкино клеймо. Знак его присутствия в моем идеальном, выстроенном по линеечке мире. — Лёш! — мой голос, как я и хотела, прозвучал не раздраженно, а устало-заботливо. Это был мой фирменный тон, отточенный годами материнства. Тон праведной мученицы. — Ты опять поставил чашку без подставки!...

— Ты ничего не добьёшься! — сказал он. Слова упали в тишину кухни, как тяжелые, мокрые камни в колодец. Они утонули в запахе жареной картошки и укропа, но эхо от их падения еще долго вибрировало в воздухе, в дребезжании стекол старого серванта, в нервном тиканье настенных часов. Елена Петровна замерла с лопаткой в руке, не донеся до тарелки мужа очередную порцию. Николай сидел за столом, в своей обычной позе хозяина жизни и этого конкретного кухонного пространства: широко расставив локти, уставившись в экран смартфона, который светился синеватым, неживым светом на его обветренном лице...