— Где триста восемьдесят тысяч, Вадим? — спросила Светлана. В её голосе не было визгливых ноток, она не переходила на ультразвук. Она говорила так, словно уточняла, купил ли он хлеб, но от этого ледяного спокойствия у любого нормального человека по спине побежали бы мурашки. — Я зашла в приложение банка перекинуть деньги на вклад, чтобы проценты за месяц не сгорели перед оплатой вуза. Счета нет. Он закрыт. Вадим не обернулся. Он сидел, сгорбившись перед мерцающим монитором, словно горгулья на карнизе собора, и судорожно вдавливал клавишу F5...

Жесткая обивка старого дивана кололась даже сквозь джинсовую ткань, словно сотни мелких иголок пытались выгнать меня с этого праздника жизни. Я сидела на самом краю, стараясь занимать как можно меньше места, чтобы случайно не задеть локтем массивную хрустальную вазу, которую тетя Люба выставила на стол как трофей. — Олька, ну ты посмотри на себя! — Тетя Люба, грузная, в блестящем платье из колючего люрекса, напоминающем обертку от дешевой конфеты, ткнула в мою сторону вилкой с насаженным маринованным грибом...