– А ты уверен, что этот звук шел не из стиральной машины? – Елена замерла с утюгом в руке, прислушиваясь к тишине квартиры. Вибрация повторилась. Глухая, настойчивая, доносящаяся откуда-то из недр прихожей. Это было странно, ведь телефон мужа лежал прямо здесь, на гладильной доске – черный, глянцевый, всем своим видом демонстрирующий полную открытость и честность. Сергей всегда оставлял его на виду, словно говоря: «Смотри, мне нечего скрывать». – Показалось, наверное, – пробормотала она себе под нос, возвращаясь к разглаживанию воротничка голубой рубашки...

Тишина в родительском доме после похорон была не просто отсутствием звуков — она была осязаемой, густой и липкой, как кисель. Она давила на уши, забивалась в углы просторных комнат с высокими потолками и, казалось, высасывала жизнь из тех, кто остался. Елена, стоя посреди огромной гостиной, чувствовала себя маленькой девочкой, потерявшейся в лесу. Ей было тридцать пять, у неё была своя карьера, неудавшаяся личная жизнь и квартира в центре, но здесь, в доме детства, она снова превращалась в «Леночку», папину дочку...