— Ты хоть понимаешь, что творишь? Мы ведь даже по-человечески объясниться не успели, — голос Павла дрожал, когда он прижимал телефон к уху, пытаясь говорить тише, чтобы не разбудить сына в соседней комнате. — Объясниться? — усмехнулась Марина на другом конце провода. — Семь лет объяснений. Хватит с меня. Если ты сейчас не приедешь и не заберёшь свою мать, я за себя не отвечаю. Павел взглянул на часы — половина первого ночи. За окном шёл ноябрьский дождь, превращающий подмосковные улицы в бесконечные лужи...

Все началось с чашки. Вернее, с липкого, коричневого кольца, которое она оставила на белой столешнице из искусственного камня. Я вытирала ее уже в третий раз за утро, а она появлялась снова, как упрямое родимое пятно. Лёшкино клеймо. Знак его присутствия в моем идеальном, выстроенном по линеечке мире. — Лёш! — мой голос, как я и хотела, прозвучал не раздраженно, а устало-заботливо. Это был мой фирменный тон, отточенный годами материнства. Тон праведной мученицы. — Ты опять поставил чашку без подставки!...